Константин Муравьев - Живучий

Петрович помолчал немного и добавил:

— Надеюсь, тебе не придется воспользоваться моими советами, но знать это ты должен.

Петрович как в воду тогда глядел. Знать это мне было необходимо.

Месяц назад. Деревня.

— Бабуль, — спрашиваю я, — а ты можешь на меня такой костюм сварганить? Я заплачу.

И я смотрю на пожилую бабушку с лукавыми молодыми глазами на морщинистом лице, в которых нет отпечатка прожитых лет, торгующую различной мелочевкой у железнодорожного вокзала. Оказался я в этом глухом селении по дороге в глубокую тайгу, туда, где и находился объект, о котором мне когда-то рассказывал старик.

Та удивленно глядит на меня в ответ.

— Зачем тебе? — не понимает она.

— Да я актер, — вру я, — нам для постановки нужна нормальная домотканая одежда, и желательно из натурального продукта. А где в городе таких умельцев сейчас найдешь? Вот знакомый и порекомендовал мне прошвырнутся по деревням. Мне бы костюма два сделать, по типу повседневной одежды или что-то похожее. Я бы все оплатил.

— А, — понимающе кивает она, — тут ты верно подметил, внучок. У вас там, поди, и не знают, как выглядит-то ткацкий станок.

— Ну, я на картинке видел, — порывшись в памяти, ответил я.

— На картинке, — ворчит бабулька и неодобрительно покачивает головой.

Я же у нее вновь спрашиваю:

— Так как, возьметесь? И за сколько? Я не обижу.

Она что-то прикинула в голове, осмотрела меня профессиональным взглядом и ответила. — Извиняй, милок, но никак не меньше чем за пять тысяч за каждый костюм. И нужно будет дней семь.

Я покивал.

— Согласен. Мне пока торопиться некуда. — и уточнил, — тогда не подскажете, где у вас тут гостиница? Остановлюсь там.

— Так нет ее, — пожала плечами бабулька, — и не было никогда. К нам и не приезжает никто. Ты первый за десяток лет и будешь. Дальше вокзала и не проходит никто. Из паровозов лишь на миг выскакивают, да потом опять дальше катят.

И она указала на уходящий поезд, на котором я и приехал.

— Понятно, а как же тогда быть?

Вообще-то вопрос я адресовал себе, но бабуля услышала.

— Если хочешь, можешь остановиться у меня. Возьму не много.

— Конечно, — я согласно закивал головой, — буду рад, так будет даже лучше. Только не помешаю?

— Да кому ты там помешаешь. Хотя… — она вновь осмотрела меня — Если внучку мою обидишь — прокляну.

— Не обижу, — коротко ответил я, вспомнив о Лере.

Не знаю, но почему-то я сразу поверил в то, что бабулька и правда может проклясть. Уж если я верил сказке о портале в другой мир, то почему не мог бы встретить на своем пути старенькую бабку-ведьму с маленькой внучкой.

— Ну, тогда пойдем, милок, — сказала она, — тут недалеко. Да и поездов уже сегодня не будет.

Она споро собрала свой нехитрый скарб. Я же взял свою дорожную сумку в которой у меня не было ничего кроме оружия; пары полотенец, набора для умывания и бритья, зубной щетки, нескольких футболок, куртки, кофты и еще одной пары обуви. Хотя нет. Кое-что там все-таки имелось…

За несколько дней дo этoгo. Пригород крупного города.

— Слышь, Ржавый, а ты уверен, что у этого задохлика должны быть бабки?

— Сам видел, как он пачкой тряс, когда в кафешке расплачивался. Денег стопарь. Нам хватит.

— Тихо придурки, вон он идет, — говорит третий, до сих пор молчавший и стоящий на стреме.

По улице им на встречу неторопливо идет молодой парень лет двадцати Темная простая куртка, джинсы. Лица не видать. Соломенного цвета растрепанные волосы. На плече сумка. Вот он подходит к повороту, за которым и притаились гопники.

— Слышь, пацан, закурить есть? — старая, но избитая фраза, с которой обычно все и начинается.

Дальше все идет совершенно не так, как того ожидали братаны. Хлюпик разворачивается и в его руке они замечают волыну. Он, даже не разгибая руки, сразу стреляет Ржавому в ногу.

— Вы, — очень спокойно говорит он, — вякнете и все тут ляжете. Понятно?

Ржавый скулит, остальные двое тупо пялятся на ствол в руке неизвестного. Тому видимо, надоело ждать ответа, и он направил оружие на следующего.

— Кивните, если поняли.

Все трое, даже раненный бандит, разом закивали. Только сейчас до них стало доходить, что нарвались они на какого-то отморозка, которому, что они есть, что их нет, глубоко фиолетово.

— Хорошо. Это уже результат. — И глянув на них, он спросил. — У кого из местных самый большой нал на руках?

— У Гоши-Борца.

— Адрес?

Один из бандитов быстро назвал затребованный адрес.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил их неизвестный и так же спокойно ушел.

— Нас завалят, — тихо и со страхом в голосе пропищал раненый в ногу Ржавый.

— Не успеют, — тихо ответил самый рассудительный из них, а потом посмотрел на своих подельников, — здесь ничего не произошло и мы ничего не видели. Никого не встречали и никому ничего не рассказывали. А ты поранился, когда грибы в лесу собирал. И вообще, сегодня нас в городе не было. Поняли?

— Э, а как же нога, — спросил испуганным голосом раненый.

— Ты лучше о башке своей подумай, — и постучал того по лбу, намекая на еще одну новую дырку в ней. Заметив, что до того стало доходить, сказал второму.

— Потащили его. Есть у меня одна знакомая деваха, она его подлатает.

И тройка ушла, а на месте происшествия, кроме закатившейся в канализационный люк гильзы и пятна крови, больше ничего не осталось.

Пригород крупного городка. Коттеджный поселок.

— Глянь, кто там долбится? — сказал грузный крупный мужчина одному из своих телохранителей.

Через пару минут после того, как телохранитель отправился к двери, в коридоре раздались шаги.

— Шерман, кто там? — осведомился работодатель.

За что Петра Егорова прозвали Шерман, сам Георгий Еркола, в городе больше известный как Гоша-Борец, прозванный так за юношеское увлечение борьбой, не знал, да особо и не интересовался никогда.

Сейчас он совершенно не напоминал того подтянутого сильного парня, который был надеждой их области на многих соревнованиях. Слишком обрюзг и растолстел. Запустил себя.

Лоснящаяся кожа, двойной подбородок, свисающие щеки. Но в глаза бы ему этого никто не сказал. Еще на волне девяностых Гоша ударился в криминал, и, будучи тогда еще мелким бандитом, сколотил банду, которая подмяла под себя все торговые точки на окраине города. Были и сходки, и стрелки, и разборки, и перестрелки. Торговля наркотиками и оружием. Рэкет. Шантаж. Похищения. Но Борцу везло. Пули всегда летели мимо. Всех кто был с ним или вокруг него убивали, а он поднимался все выше и выше.

Теперь он был одним из самых авторитетных людей в городе, и даже представить не мог, что в дом к нему может войти кто-то посторонний.

Открываются двери, к ним кидается еще один телохранитель, но валится с простреленным плечом.