Дмитрий Хоменко - Единственный принцип - 1

Смачный плевок проводника подвел итог их беседе.

Когда Адам дочитал послание Залеского, его лицо окончательно превратилось в серую маску, а глаза непонимающе и растеряно уперлись в одну точку. Прошло немало времени, пока он пришел в себя и решил, что ему делать дальше. Адам молча передал письмо Кранцу, все это время молча наблюдавшему за мучениями Сангуша. Как только тот протянул ему листок бумаги, он, еще не читая, утвердился в мысли, что происходящее непосредственно связано с его персоной. Содержание письма его особо не удивило, — глупо было надеяться, что от подобных вещей можно куда–то убежать. Рано или поздно они все равно настигают человека и заставляют его платить по счетам. В случае с Карлом все случилось довольно рано и, убегая, он не предполагал, что расплата будет для него столь тяжкой. Единственная мысль, которая его беспокоила, была связана с Эвелиной, точнее с тем, что ему придется с ней расстаться раньше, чем он предполагал.

— Это правда? — вернул его к действительности Сангуш, не глядя при этом в глаза. Заметив это, Карл почему–то вспомнил первое время после их знакомства, когда Адам точно также избегал встречаться с ним взглядом.

— Завтра утром я покину замок. Но если ты против, я уеду прямо сейчас, — спокойным голосом сказал ему Кранц, посчитав бессмысленными какие–либо оправдания, а тем более вранье.

— Постарайся выехать утром пораньше, чтобы не потревожить Эвелину, — ответил Адам и, забрав письмо, ушел в свою комнату. Больше Кранц его до отъезда не видел. Ему самому ничего другого не оставалось, как начать собираться в дорогу, даже не задумываясь над тем, куда она его выведет. Вскоре, не привлекая к себе внимания, он закончил все необходимые сборы и уединился у себя в комнате, сославшись на занятость.

Закрыв глаза, Карл долго, не двигаясь, сидел в кресле, пытаясь привыкнуть к свалившейся на него безысходности. Хотел он того или нет, но ему предстояло жить дальше и над тем, как, не мешало задуматься уже сейчас. В конце концов, положившись на силу денег и свое природное везение, он отложил решение возникшей перед ним проблемы и сосредоточился на незаконченной картине. Сейчас, после произошедших событий, он начал понимать, почему уже несколько дней не мог заставить себя продолжить над ней работать, — все, что было в его силах, он уже сделал и ничего добавить к написанному не мог. Даже если бы не это злосчастное письмо, картина все равно осталась бы в таком виде, в котором она пребывала на данный момент. Пока Карл размышлял над этим, его мысли в который уже раз вернулись к Эвелине.

Раздался тихий стук и Карл, открыв дверь, смотрел на Эвелину, которая молча вошла и остановилась в нерешительности посреди комнаты.

— Я слышала, что вы завтра покидаете замок? — спросила она. Эвелина явно чувствовала себя наедине с Кранцом не совсем уверенно, не зная, куда ей пристроить руки.

— Увы, но пришло время покинуть ваше гостеприимное жилище, — Карл не смог скрыть сожаление. Уловив его состояние, хозяйка замка попробовала выяснить причину внезапного отъезда, но Кранц уклонился от ответа, сославшись на то, что рано или поздно все хорошее заканчивается, хотим мы этого или нет.

— И все–таки мне не хотелось бы вот так внезапно с вами расставаться, — возразила ему Эвелина и, смутившись чему–то, поправилась. — Мне редко выпадает возможность пообщаться с интересными людьми. А вы кажетесь мне очень необычным человеком.

— И что же во мне такого необычного? — иронично поинтересовался ее собеседник.

— Когда я смотрю на вас, у меня возникает такое ощущение, как будто что–то хорошее проходит мимо меня, и я не могу с этим ничего поделать.

Карл с нескрываемой грустью смотрел ей в глаза, с трудом сдерживая себя. Понимание бессмысленности всего, что он хотел сказать этой молодой женщине, боролось в нем с осознанием того, что у него не будет другой возможности это сделать. И Кранц все же решился.

— Кто–то сказал однажды: «Если тебе хочется сделать что–то, то сделай это прямо сейчас». Я бы от себя добавил: «Особенно, если знаешь, что завтра уже будет поздно». — Карл умолк в нерешительности, но, посмотрев в глаза Эвелине, увидел в них даже не просьбу, а требование не останавливаться на полпути. — Я не хочу всю оставшуюся жизнь, снова и снова мысленно возвращаться в этот вечер и прокручивать в голове все то, что должен был вам сказать. Раз я хочу этого больше всего на свете, значит, я должен это сделать.

— Завтра вы уедете, и мы больше никогда не увидимся, — робким тихим голосом попробовала остановить его Эвелина.

— Не важно, — возразил ей Карл, отбросив последние сомнения. — Завтра не имеет значения, пока есть сегодня, которое никогда не повторится. Я не могу изменить завтра, но и оно уже не сможет изменить меня.

— Зачем все это, если мы все равно не можем быть вместе? — задала ему Эвелина вопрос, которым последнее время пыталась заглушить собственные чувства.

— Я не раз задавал себе тот же вопрос, — грустная усмешка появилась на лице Карла, — и не находил ответа. Но он ведь все равно существует и, когда придет время, мы его узнаем.

— Узнаем ли, — безнадежно заметила Эвелина. Каждое слово Карла болью отзывалось в ее сердце, и она почувствовала, что больше не в силах ее выносить. Женщина подошла к картине и, посмотрев на нее, с грустью и сожалением заметила. — Жаль, что картина осталась незаконченной. Мне так хотелось посмотреть на себя со стороны.

— Она закончена, — возразил ей Кранц, — просто я оказался не способен написать портрет женщины, которую люблю. Но я все же передал то, что я вижу, когда смотрю на нее.

— Долина цветов, — грустно улыбнулась Эвелина. — Наверное, на вас произвели впечатление мои аллеи. Только вот у меня растут одни розы. А у вас на картине полно цветов, которых я никогда в жизни и не видела.

— Может быть, вам еще предстоит когда–нибудь их увидеть, — сказал Карл, — может быть именно вас они и дожидаются. А розы… Там есть один цветок, похожий на розу, только он необычного цвета и у него все листья на стебле разные. Каждый раз, когда я буду приходить к вам, он будет раскрывать свои лепестки, сообщая вам толи радостную, толи грустную новость.

— Картина не подписана, — не зная, что ответить, сказала Эвелина первое, что пришло ей в голову.

— Я подпишу, если для вас это так важно, — пообещал ей Кранц.

В этот момент за окном раздались чьи–то голоса, вернувшие Эвелину к действительности.

— Лалин, — так называла меня мама, — сказала Эвелина и, не прощаясь, вышла из комнаты.

В эту ночь Кранц так и не уснул. Отрешившись от всего, он просидел у окна, глядя на усеянное звездами небо. Лишь когда оно стало светлеть, предвещая восход солнца, он встал и подошел к картине. «Лалин» — подписал он ее. Потом, подумав, подписался в углу холста: «Карл Кранц».