Эл Робертсон - Взломанные небеса

– Придется подойти к делу творчески, – изрек паяц задумчиво и смолк, захваченный проблемой.

Джек старался держать голову повыше над водой, но все же, неловко двинувшись, окунул лицо, и горькая жижа просочилась в рот. В разум хлынул бессвязный поток воспоминаний. Форстер внезапно понял: это все – чужая память. Вскинув голову, он быстро сплюнул. Ощущение вторгающихся чужих жизней исчезло.

– Фист, это не вода! – ахнул он, пораженный догадкой. – Это же память! В озеро уходят те, кто оказывается никому не нужным.

– Да не глупи! – отозвался паяц насмешливо. – Оно как море вокруг этого места, низкокачественная симуляция. Дешевые сервера, ленивые программисты. Неприятно, конечно, но чего ты ждал? Это же Гробовые Драйвы.

– Ты уверен?

– Бог с тобой, дружок, ты просто не привык быть программой. Пойми, в таком месте очень легко поддаться воображению.

– В самом деле? – спросил Джек и нырнул.

На мгновение кукловод с куклой погрузились в обрывки тысяч чужих жизней, мелькавших перед глазами, словно яркие, прекрасные осколки гигантского разбитого витража. Цельной картины не складывалось нигде, но мелькали узнаваемые фрагменты: вот робкий поцелуй, вот касание капли дождя, обрывок музыки, вид Станции, когда она была гораздо меньше нынешней. Обрывки жизней летели хаотично, несвязно, невпопад, но в их потоке ощущалась странная гармония умирания. Время остановилось, ведь чужие жизни существовали вне его. А затем хозяин с паяцем выскочили из воды, отплевываясь, и мутный поток отхлынул.

– Разрази меня гром! – заорал паяц. – Джек, ты прав! Тут умирают фетчи!

– Пантеон всегда говорил, что наша память – очень ценный ресурс, его непозволительно терять. Оказывается, она гибнет здесь, разбитая и зашумленная донельзя. Наверное, со временем она попросту угасает.

– Мать же их, небесные засранцы! Кто б подумал, а?

Они достигли острова и полезли на блоки.

– Рюкзак в порядке? – спросил Джек.

– Файлы в целости и сохранности. У меня здорово получается доставлять багаж. Может, когда отсюда выберемся, сделаю это своей профессией.

По краям блоки распадались. Камень сделался мягким, легко крошился в местах, где его касалась вода, из-под ног отваливались куски.

– Это плавятся личности, совсем недавно попавшие сюда, – сказал Джек. – Они будто кубики сахара в чае. Поверить не могу! Всех инакомыслящих просто вытирают из памяти Станции. Фист, ты можешь открыть кубы?

– Я делаю программу, которая взломает их все сразу. Когда она отыщет Пендервилля, то притащит прямиком к нам.

– Когда будешь готов?

– Да хоть сейчас. Но лучше добраться до самого верха, чтобы оно пошло оттуда вниз.

Трудно было сказать, как долго они карабкались по груде. Чем выше, тем целее казались блоки. Наверху края их были острыми, а грани блестели, как полированные. Забравшись на самый верх, Джек уселся, тяжело дыша, совершенно обессиленный. Фист вскарабкался и примостился рядом.

– Все готово, – сообщил он.

– Давай.

Фист вытянул перед собой обращенную ладонью вниз руку. На мгновение очертания ее размылись. Джеку показалось, будто ее окутала белая пыль. Затем он понял, что паяц вызвал сотни крошечных копий себя. Фист шевельнул рукой, и полчища крохотных паяцев посыпались на верхний блок, закувыркались по его черным граням, превращаясь в дрожащие огоньки. Несколько малышей погрузилось в блок. Остальные скакали, ссыпались ниже, к другим черным вместилищам пленных воспоминаний.

– Долго? – спросил Джек.

– Будут колоться? Не знаю.

– Мне интересно, когда нас заметят сверху.

В облаках над городом сверкнули молнии, понеслись вниз страшным резким зигзагом. Разряды врезались в землю, вздыбив клубы пламени и дыма. Взорвалось, наверное, в дюжине мест.

– А-а, поняли, что кто-то выкапывает бабушкин труп, – глумливо поведал Фист. – Не нравится им, видишь ли. Ударная у них диагностика!

– Это не диагностика, это атака, – заметил встревоженный Джек.

Над городом мертвых поплыл вопль. Пламя исчезло. Разодранные ветром, колонны дыма быстро расползались, блекли, развеивались.

– Нет! – возразил паяц уверенно. – Стареешь, дружок. Они всего лишь явились с визитом.

– И вот что оставили на память. – Джек указал на темный комок, плывущий вдали над крышами.

Когда ком приблизился, стали видны непомерно раздутая голова и крошечное тельце под ней. Посреди лба существа красовалось бледное пятно.

– Вот же дерьмо! – изумился Фист. – Мать вашу, нет!

– Что такое?

– Это же эмбрион паяца! – выкрикнул Фист, чье изумление сменилось гневом. – Один из шести выживших. Так они и в самом деле существуют! Делаем ноги! БЫСТРО!!!

Джек уже мчался вниз по блокам, полупадая, полускользя. Фист скакал за ним с куба на куб, будто ярко раскрашенный козлик.

– Какой нам от них вред? – крикнул Джек на бегу, удивленный и напуганный реакцией Фиста.

– Они такие, каким был я перед тем, как слиться с тобой, – пустые оболочки, ищущие содержание. Эмбрионы питаются воспоминаниями. Они высосут личность из любого, к кому притронутся. А у нас личности ярче, чем у кого-либо здесь.

Вдали появились еще четыре комка, скользящие к черному озеру.

– Говнюк Королевство! – заорал паяц. – Мы с тобой контачили целый месяц, гребаные докторишки тормозили меня каждую минуту! Эти твари сольются с нами за считаные секунды. Перегрузка прикончит их, но сперва они сожрут нас.

– Как их остановить?

Они шлепнулись в воду прежде, чем паяц успел ответить. Джек поплыл, Фист крепко вцепился в него. Удержать голову над водой было трудно. Форстер нырнул – и чужая память захлестнула его. Он словно проталкивался сквозь тысячи жизней. Калейдоскопом вспыхивали хаотично вырванные фрагменты многовековой истории Станции. Никакой связи и стройности. Джек не боролся с ними, терпел, пока они сменятся сами по себе, и каждые несколько секунд выныривал, хватал глоток воздуха, заново ощущая себя собой, и нырял снова. Прошлое ревело в ушах. Джеку пришлось сосредоточиться, напоминать себе, кто он и где, и двигаться в нужном направлении. Интересно, как Фисту воды памяти? Каждые пару секунд паяц отчаянно кричал, трясясь всем телом.

Наконец ноги Джека коснулись дна. Он встал, и жижа стекла с лица, чужая память поблекла и растворилась. Джек сделал шаг и едва не поскользнулся. На илистом дне трудно удержать равновесие, в особенности когда навстречу летит, визжа, первый зародыш, возбужденно размахивая крохотными ручками. Младенческое тельце, полусформировавшееся, размытое, нечеткое. Шея жадно вытянута, бледное пятно на голове – круглая, разинутая пасть, усаженная фрактально сложным узором зубов.

– Не позволяй ему укусить тебя! – завизжал Фист. – Топи его!