Алекс Орлов - Личная эвакуация

К тому времени Фогель уже вытерся и переоделся в сухое. Он осторожно выглянул на кухню, где Брейн убрал пустые бутылки в пакеты и сделал из белкового синхропорошка омлет зеленоватого цвета.

– Давай, садись, – скомандовал он, и Фогель осторожно опустился на расшатанный стул.

– Сначала выпей это.

Фогель взял стакан с горячим напитком, попробовал его и кивнул:

– Вкусно.

А потом выпил, морщась, как от плохого алкоголя.

– Молодец. Теперь съешь вот это.

– Я… не могу…

– Через не могу. Съешь, и мы поговорим.

Фогель вздохнул и, взяв вилку, начал запихивать в себя зеленый омлет.

Брейн отвернулся. Он уже попробовал этот омлет, и его вкус был отвратителен. Но Фогель почти ничего не чувствовал – по прикидкам Брейна, он пил не менее двух недель.

Наконец омлет был съеден, Фогель отодвинул тарелку и спросил:

– Кто вы?

– Полицейский думает, что твой сводный брат.

– А на самом деле? Откуда вы?

– Оттуда.

Фогель кивнул.

– Я знал, что вы от меня не отстанете.

– Тебя никто не беспокоил целых двадцать пять лет.

– Лучше бы беспокоили. Я все это время жил как на минном поле. Все время ждал, что придут, дадут задание.

– Очень хотелось?

– Поначалу – да. Хотелось. Я же два года на эти курсы ходил. Ну, для окружающих это были курсы по повышению квалификации.

Вдруг Фогель замолчал, и его лицо сделалось белым как бумага.

– Ты в порядке? – наклонился к нему Брейн.

– Сейчас… – кивнул тот, не открывая глаза. – Сейчас отпустит…

Брейн подождал, и действительно через минуту Фогель открыл глаза и глубоко вздохнул.

– Запустил ты здоровьице-то.

– Что есть, то есть, – грустно улыбнулся Фогель.

– Два года, говоришь?

– Так точно, гражданин начальник.

– Так тебя из тюрьмы подняли?

– Да. Пятерку почти отсидел, а после драки в камере десятку добавили.

– Кто-то пострадал?

– Пострадал, – кивнул Фогель. – Я никогда особо злобен не был, сиделый народ меня уважал, а тут этот… В общем, либо он, либо я должен был пострадать.

– А как же ты попал в университет?

– Начальство поспособствовало. Наколки вытравили гербиацином. Восемнадцать уколов в живот. Ужас просто.

– Оно того стоило?

– Да. Я начал жизнь с чистого листа в сорок три года. Кто ж от такого шанса отказывается?

– Что преподавал?

– Историю кино, сетевые системы, психологию субъекта в экстремальном социуме.

Заметив улыбку Брейна, Фогель тоже улыбнулся.

– Куратор делал мне любой диплом, а я умею быстро приспосабливаться. Да и литературку мне подбрасывали. Руководство университета было счастливо, что имеет под рукой такого разностороннего феномена. Студенты мои лекции не пропускали, и я был очень популярен.

Фогель вздохнул, вспоминая былое.

– Чего же тебя турнули?

– Не турнули, я сам ушел.

– Почему?

– Ну, я же говорил вам, что два года выезжал на тренировочные сборы, а университетскому руководству предоставлял документы об очередных курсах повышения квалификации. Они были только «за» и начисляли мне неплохие командировочные.

– Ну, не тяни.

– Я не тяну. Мой куратор был, что называется, прошитым дважды. Числился в прямом штате и в секретном.

– Я знаю, что такое двойная прошивка.

– Ну вот, он под себя группу и готовил. Нужно было накрыть каких-то важных людей из руководителей министерства обороны, внутренних дел, спецслужб. Насколько я понял, хотя со мной этим никто и не делился, ни о какой измене там разговор не шел, просто какие-то дела с наркотиками, уходом от налогов, крышеванием разного уровня финансовых отмывщиков. Одним словом, полная палитра. При том наборе важных людей в преступной группе подобраться к ним напрямую можно было даже не мечтать.

– Это должна была быть долгая операция.

– По моим прикидкам, куратор потратил на них около десяти лет.

– С перерывами?

– Слушай, там у меня чай натуральный, вон в синем ящичке. Сидим хорошо, а на сухую это как-то…

Брейн встал, вытащил заначку и, включив электрочайник, заварил чай в жестяной баночке – другой подходящей посуды не нашлось.

– Старый чай-то, – сказал он, рассматривая упаковку.

– Старый, зато натуральный. Хорошо, что я пьяный про него не помнил, а то бы без толку растратил.

Брейн взял с полки пару запыленных чашек – ими давно никто не пользовался. Протер их рукой и поставил на стол.

Пока он разливал, Фогель смотрел куда-то сквозь стол и, казалось, даже не дышал.

– Были перерывы, да, – сказал он после долгого молчания. – Мы прерывались то на полгода, то на год, а один перерыв было и вовсе на два года. То есть какие-то обучающие действия мы проводили, но как-то неактивно. Тогда я думал, что это из-за денег, что куратору перекрывают финансирование.

– Но теперь ты думаешь иначе?

– Да. Думаю, он был вынужден затаиваться, когда кто-то из субъектов начинал что-то замечать. И еще у нас дважды пропадали агенты из группы. Сначала один парень, потом женщина и еще один – они пропали парой.

– Куратор что-то разъяснял?

– Нет. Просто он говорил, что теперь нас будет меньше и, возможно, позднее будет замена для выбывших.

– И никто не спрашивал?

– Я – нет. Те, что помоложе, думаю – да, спрашивали. Но без меня. Куратор ходил подавленный, временами задумывался и отвечал невпопад. Но такое случалось нечасто, он был большой умница и профессионал, поэтому умел брать себя в руки. И если я что-то замечал, то лишь потому, что имел среди других самый большой жизненный опыт.

– И разнообразный, – добавил Брейн, пробуя чай. – А ничего получился, действительно натуральный.

– О да, – согласился Фогель, попробовав напиток, и было непонятно, к чему это относилось – к его опыту или качеству чая.

– Никакие дружеские контакты в группе не приветствовались – не то чтобы об этом кто-то предупреждал, но я думаю, эту атмосферу поддерживал куратор. Главное – работа, а вся прочая жизнь у каждого была своя. Мы знали друг друга только по позывным. Ну и еще пара ребят приезжали ко мне сюда на квартиру, по всяким нужным поводам – документы привозили или личные инструкции от куратора – все только на словах.

– Сахар у тебя остался?

– Дай подумать…

Фогель почесал лоб.

– Вон там в шкафу должна быть кастрюля из стеклопластика, в ней мешочек, а в мешочке десятка полтора леденцов. Сойдет вместо сахара?

– Думаю, сойдет, – сказал Брейн и, поднявшись, действительно нашел леденцы в указанном месте.

– Не подводит тебя память, – сказал он, возвращаясь на место.

– В трезвом режиме не подводит.

– Давай рассказывай, я буду слушать, – сказал Брейн, понимая, что без того, чтобы выговориться перед кем-то, Фогель не придет в порядок, а он Брейну был необходим.

– И вот однажды, когда я уже и думать забыл, что эта постоянная учеба и преподавательская деятельность когда-нибудь кончится, куратор сообщил, что мы приблизились к точке. Главной точке, понимаешь?