Игорь Федорцов - Сталкер-югенд

− Головачу, как я знаю, не удалось.

− Вот я и говорю, последняя.

Варуша заглотил еще стакан, и Карлик понял, дальше с ним разговаривать бесполезно. Еще жахнет, зальет зенки и будет молчуном молчать. При очередном возлиянии, Карлик не попрощавшись, ушел. Колокольчик уныло звякнул, ему на прощание. Варуша уставился за окно, где в пятне фонарного света от дождя кипит лужа. Ливень, то припускал, взбивая пузыри, то затихал, усмирив нрав. То сыпал дробью в стекла, то тихо сползал по неоновым вывескам. То топил подворотни, делая их не проходимыми, то растекался, освобождая асфальт. То громыхал в водосточных трубах, то легонько отплясывал по жестяным подоконникам. Дождь шел и шел, не переставая.

В «Мотылек» приходили и уходили, но Варуша усердствовал разбавлять одиночество и кровь содержимым бутылки. Опорожнив одну, с хрустом свернул колпачок со второй. Спиртное помогало не думать. Совсем. Позволяло не помнить. Никого. Позволяло анальгировать чувства и их как будто не было. Ни самих, ни их признаков. Ощущение марионеточности нивелировалось. Поиграв, тебя оставили впокое и ты этим покоем наслаждаешься.

Варушу о чем-то спрашивали. Он не отвечал, чтобы не разрушить шаткой внутренней сбалансированности: Не хочу, не буду, не могу и не надо. Какая-то женщина скромно ему улыбнулась. В другое время он конечно бы ответил. Он, конечно, попытался бы свести с ней короткое знакомство. Он, конечно, угостил бы её знаменитым здешним карпаччо. Он напросился бы её проводить. Он, конечно, настоял бы по пути зайти к нему. Он бы оставил её ночевать у себя. Он долго бы её раздевал, путаясь в её пуговицах, застежках, крючках и резинках. Толкался бы носом в шею, в яремную ямку, в грудь, в пупок, в… Блаженствовал, вдыхая смесь запахов разгоряченного тела, духов и непослушных волос. Он бы провел бессонную ночь. Возможно, лучшую. Волшебную. Он бы сделал женщину счастливой, ибо обходился бы с ней, как с женщиной, а не как с приложением к пиз…е. Возможно, сам был, сделался счастлив, забывшись сном не от спиртного, а от приятной усталости, доброй опустошенности, от её запаха и её вскриков. Так бы оно все и происходило. Но не сегодня. Сегодня он топил себя в алкоголе и не желал впускать посторонних в душу. Ни за ласки, ни за деньги, ни за дружбу. Когда закончилась выпивка и заполнилось место, куда её вливать, он воспринял как доказательство, у него ничего не осталось. Варуша вывалился на улицу под неугомонный дождь. На востоке бледнел горизонт. В сером небе ни грамма розового. Светло-серо и всего лишь. В нем четче проступали контуры крыш домов, уполовиненный силуэт телемачты, виделась облупившаяся зеркальность высоток и черная звезда одной из башен. Но это вверху. Внизу все та же темень, сырость и удручающая тишина.

Варуша пошатываясь, брел по улице. Все его планы — полчаса добраться до дому. Два часа поспать. Полчаса привести себя в божеский вид. Еще полчаса до хором Богуша. Он так планировал, пока в одной из подворотен не увидел знакомую фигуру. За оружием не полез. Даже не сделал попытки. Сморгнув с век слепившие дождинки, криво улыбнулся.

− Что белоглазый? Намокнуть боишься? Тогда лезь обратно, − Варуша указал в землю.

Фигура подалась назад и слилась с мраком. Варуша сделал несколько шагов в темноту, убедится, не померещилось ли? Но зачем убеждаться, если он твердо знал, видел белоглазого. Гусятник задрал лицо к небу. В этом мире у него остался только дождь.

Чтобы поспевать за Пахой, шагал как заведенный, Чили затеяла с ним разговор. В основном спрашивала. Парню пришлось сбавить темп хода. Не орать же за пятьдесят метров.

− А сколько еще идти?

− На вал подымимся, − Паха указал подъем. — Там по ровному месту километра три.

То, что еще пылить по полынному полю добрых полверсты, он уже в расчет не брал. Половину отмахали.

− А зачем нам туда?

− Потолковать с одним человеком, прежде чем в город соваться. Кто под кем ходит. Кто чью сторону держит. Полезно знать. К тому же надо Панде отдать Крабовую Вонь. Он из нее мазь сварганит.

− Тебе?

− Нет, − Паха рассмеялся. — Мне пока не надо.

− А чего его Пандой зовут?

− Диван любит давить.

− А что панды на диванах живут? — не одобрила Чили наговор на симпотных мишек.

− Настоящие не знаю, а этот только на них и толчется.

− А всамделишное имя как?

− Кто его знает. Он не говорит, я не спрашиваю. Хороший человек, да и ладно.

− Откуда известно, что хороший?

− Кто? Панда? Хлебом-водой делился и ничего не просил, в ночлеге не отказывал и в спину не стрелял, уже хороший.

− Странный критерий.

− А других здесь не существует. Может где и по-другому о человеке судят, а в этих краях так.

Паха остановился. Среди полыни небольшой бугор сплошь в землянике. Ярко-алая россыпь радовала глаз.

− Ух, ты, куда спряталась!

Он собрал несколько спелых крупных ягод. Пожевал, причмокнул от удовольствия. Смотри, какой гурман, выискался!

− А мне можно попробовать? — напомнила Чили о себе.

− А кто не дает?

Ради любопытства девушка сорвала понравившуюся ягодку. Обдула пыль. Мммм! Вкуснота!

− Интересно кого здесь зарыли? — вертелся вокруг ягодника Паха.

Увидев удивление девушки, пояснил.

−Это в лесу она по полянкам, да на буграх, на солнцепеке растет. А в таком месте обычно на могиле. Удобрение и все такое прочее. Мне фермеры рассказывали.

Больше ягод Чили не рвала. Почему-то представился череп с земляничными глазами и земляничным носом.

Поднявшись на вал, отдохнули в тени тополей.

− Это что? Ровное? — возмутилась Чили пахиной дезинформацией.

Поле в сплошных рытвинах, колдобинах, ямах. Идти, ноги переломаешь! Не поленилась, обошла дерево, разглядеть путь. Наткнулась на предупреждение: Мины!

− Мы так пойдем? — засомневалась Чили. Надпись-то он хоть прочитает?

− Чисто тут, − ворчит Паха. — Гусятники разминировали.

Чили уже научилась различать по тону своего спасителя, когда хочет рассказывать, а когда нет, а когда и вовсе лучше и не допытываться. Правду узнала, спрашивая совсем о другом.

− Ты про самоедов говорил в лесу. Кто они?

− Люди. Обыкновенные. С загибом с небольшим.

− С каким загибом? — Чили почему-то подумала перво-наперво о людоедстве.

− Отказались от всего. Пользуются тем, что могут создать своими руками, а едят то, что дает лес и река.

− Ходят в шкурах, занимаются собирательством и охотой, − пошутила Чили.

− Огонь тоже сами добывают, − дополнил Паха.

Девушке показалась, он воспринял её слова с некоторым раздражением. Будто она пошутила не просто над кем-то, а над его родней.

− И где они сейчас?

− А вот тут, − Паха кивнул на изрытое поле. − Их гусятники на два раза здесь прогнали.