Уильям Форстчен - Солдаты

— Я пожертвовал своим братом, вот так.

Ганс ничего не произнес.

Эндрю уронил горсть травы, потянулся и положил на мгновение руку на плечо Ганса, затем смущенно убрал ее.

— Итак, почему же теперь тебя мутит в животе от страха? — спросил Ганс, сменяя тему.

— Я не уверен, и это — то, что беспокоит меня. У Колд-Харбора я знал, что это было самоубийственно, но я атаковал, поскольку был приказ. Я знал, что если откажусь, они заберут у меня Тридцать пятый, а мальчики в любом случае должны были бы атаковать. Я видел, как Чемберлен сделал туже проклятую вещь спустя две недели у Питерсберга. Он знал, что это было бессмысленно, но как бы то ни было, он возглавлял свою бригаду.

— И он, черт возьми, был почти уничтожен, выполняя этот приказ, если мне не изменяет память.

Эндрю кивнул.

— Это как раз и показывает, чем эта битва отличается. Почти все они были либо встречным боем, как у Роки-Хилла, или же мы вставали на защитную линию, как следует окопавшись, как в битве у Испании или Суздаля. Теперь же они закопались, и ты прав, мне следует считать, что Джурак все это учел, — сказал он. — Даже более того. Мы оба знаем, что мы почти у черты. Становится очевидным, что Джурак превосходит нас по производительности. Ты видел те отчеты Билла Вебстера, отправленные нам из Казначейства и Винсента из Артиллерийско-технического Управления.

Ганс сплюнул струю табачной слюны и проворчал.

— Они по-другому бы пели, если бы бантаги очутились у их дверей.

— Мы выдыхаемся, Ганс. Темп производства истощил страну. То же самое мы видели и у солдат армии южан осенью 64-го. Есть слишком много узких мест в снабжении, слишком много людей в армии, слишком много тех, кто изготавливает оружие, и не достаточно производящих самое необходимое для повседневной жизни, да еще миллион римлян, согнанных со своей земли. Короче говоря, мы терпим крах.

— И это твоя причина, что бы атаковать здесь и сейчас?

Эндрю наклонился вперед и обхватил подбородок коленями.

— Нет, Ганс. Я думаю, что у меня хватило бы здравого смысла остановить все, если бы я понял, что это было единственной причиной для нападения. Но Марк прав, мы должны что-то сделать. Жители Рима должны знать, что Русь будет сражаться, чтобы помочь им вернуть назад их землю. Таким образом, это политика. Также мы должны найти способ закончить эту войну прежде, чем или мы потерпим крах, или Калин уступит давлению, которое нарастает в Сенате, чтобы принять предложение Джурака относительно мирного урегулирования.

— Если Калин согласится на это, то будет достоин расстрела, — рявкнул Ганс.

— Он президент, — ответил Эндрю, с остротой в голосе.

— А ты написал чертову Конституцию. Так измени ее. Я говорю тебе, я чувствую что-то в этом.

— Ты обвиняешь Калина?

— Нет, черт побери, конечно нет. Если что и есть отвратительного в нашем президенте, так это то, что он к проклятью чересчур честный и простоватый.

— Мы имели обыкновение говорить так о Линкольне, но за этим болотом — внешностью адвоката, скрывался чертовски проницательный политический деятель.

Ганс кивнул, сплюнув струйку табачной слюны и вытерев низ подбородка тыльной стороной руки.

— Мы должны закончить войну сейчас, — заявил Эндрю, сменяя тему, уходя подальше от вопросов, обсуждение которых, как он чувствовал, было недалеко от измены.

Ганс был прав; он действительно написал Конституцию для Республики. Но как только эта Конституция была принята жителями Руси и Рима, он выпустил ее из своих рук, и теперь она должна связать его, как он связал любого другого гражданина, который поклялся своей преданностью ей, и таким образом принял ее защиту.

Он встал. Поднимая полевой бинокль, который висел на его шее, он обратил свое внимание на противоположное побережье. Восточный берег был пониже западного, плоский, не разрезанный такими оврагами, как западный берег. Джурак должен был оттянуть свою линию обороны подальше назад, не располагая ее здесь. Выглядело так, как будто он выбрал более слабую позицию, чтобы соблазнить их. Эндрю мог видеть схемы укреплений, опоясывающих противоположный берег.

Пучки дыма от утренних костров поднимались прямо вверх в неподвижном воздухе. Снова пробила мысленная дрожь. Ежемесячный Праздник Луны был два дня назад, всю ночь крики жертв доносились из-за реки. Он задумался, жарилось ли то, что осталось после праздника, на тех кострах. Первоначально планировалось идти в атаку тогда, но эта ночь была слишком очевидной для них, чтобы ударить, и, кроме того, ублюдки обычно бодрствовали в течение ночи Праздника Луны и могли бы что-то заподозрить. Внутренний голос нашептывал, что еще есть время остановиться. Стены с бойницами отчетливо вырисовывались вдоль восточного берега. Это был прекрасный момент, западный берег лежит в темноте, восточный же ярко освещен.

Он услышал шаги позади него… это был Пэт, сопровождаемый Марком.

— Эндрю, три тридцать.

Эндрю смотрел на Ганса, почти желая, что бы тот отсрочил решение. Ганс же уставился на него. Эндрю наклонил голову, прошептав тихую молитву. Наконец, он снова поднял голову и пристально посмотрев, произнес.

— Выполняйте.

Джек Петраччи, кружась пятью милями позади фронта, глубоко вздохнул, не уверенный, рад ли он тому, что момент, наконец, наступил, или боялся факта, что бой был действительно начат.

— Есть сигнальная вспышка, — заявил он Федору, своему помощнику. — Удостоверься, что другие присоединились.

Накренив свой летательный аппарат в сторону восточного направления, он пробежал взглядом по левому борту, потом по правому. Вроде все следовали в боевом порядке. Наклонившись, он прогудел в переговорную трубу.

— Ромул, Борис, докладывайте.

— Один дирижабль повернул назад, — заявил Ромул, — думаю это двадцать второй. Отправился отдохнуть.

Лучше чем ожидалось, подумал Джек; сорок тяжелых воздушных аппаратов, и тридцать новых одномоторных «Шмелей» в качестве сопровождения, это был бы самый мощный воздушный удар, когда-либо осуществленный, мечта более чем пяти месяцев планирования.

Не совсем тот способ, который он хотел использовать, но он докажет раз и навсегда, что огромные вложения в воздушные силы стоили того. Еще больше вспышек взлетело вдоль линии фронта, отмечая начало нападения, медленно вздымаясь ввысь этим застывшим утром, догоняя алые огни рассвета.

Секунды спустя эти потоки огня прорвались, быстро поднимаясь и заполняя небо занавесом из пламени и дыма, более трех тысяч ракет прогремели через реку, подавляя бантагов в пламени взрывов. Несколько долгих секунд спустя приглушенное сотрясение нахлынуло на него, ясно различимое над воем корабельных двигателей и ветром, мчащимся через оснастку. Следующий залп взвился вверх, несколько ракет закрутившись, отклонились от курса, двигаясь по спирали назад в сторону его боевого построения, которое было теперь меньше чем в двух милях от фронта. Снаряды сдетонировали в воздухе, оставляя белые дрейфующие клубы дыма. Сейчас он находился над своими тыловыми позициями.