Уильям Форстчен - Солдаты

Джурак покачал головой.

— Нет. Они не могут заменить ее.

— Возможно, когда-нибудь. Я жил один почти всю свою жизнь и не находил ее пока… — Он решил не продолжать, учитывая то, как он и Тамира встретились.

— Возможно, когда-нибудь.

Они приближались к строю бантагов. Ганс видел, что они заволновались, когда осознали, что их кар-карт все еще жив. Джурак осадил лошадь, и пристальным взглядом окинул разгромленные ряды.

— Война закончена, — прокричал он. — Мы уходим.

Вырвалось взволнованное бормотание. Ганс ощутил гнев со стороны многих бантагов, но были и другие, те, кто казалось, избавились от напряжения, кивали головами, опуская на землю сжатые винтовки.

Джурак посмотрел на Ганса.

— Я прикажу своим войскам, сразу же оттянуться на север от города. Завтра, в полдень, давайте встретимся на железнодорожных путях, идущих на север из Гуаня. Мы должны предположить, что там по-прежнему будет идти сражение, пока новости не достигнут всех, и мы сможем отделиться друг от друга.

Ганс кивнул.

— Тогда в полдень.

К его удивлению, Джурак вытянул руку в жесте обхвата. Ганс нерешительно потянулся, затем схватил запястье Джурака, и почувствовал крепкий захват на своем собственном предплечье.

— Нет!

Ганс посмотрел в сторону выкрика. Всадник, сопровождаемый полудюжиной воинов, вырвался из строя и приблизился. Было что-то мрачно знакомое в нем, и затем встряска признания, травмированное изуродованное лицо. Это был Тамука.

— Нет! Это — путь труса. Отправляйтесь сражаться сейчас же и убейте их всех.

Джурак выпрямился, приняв застывшее выражение.

— Они между нами и юртами наших кланов. В соглашении об окончании войны и о нашем отступлении, они никому не нанесут вреда, и позволят нашим семьям жить. Если это безумие продолжится, полмиллиона или больше наших родителей, женщин, и детёнышей умрут.

После объявления этого, Ганс увидел, что еще больше были теперь рады, что война закончена. Он внезапно понял, что бантаги напуганы, что за последний день чины прямо сейчас двигаются толпами на юг, чтобы начать бойню.

— Они сделали жест доброй воли, позволяя нашим старикам и молодежи жить, даже при том, что теперь у них есть власть убить их всех. Все мы знаем, что мы бессильны остановить их. Больше нет ни одного воина между Сианем и Ниппоном, способным оказать им сопротивление. Потребуется несколько дней, чтобы доставить сюда тех, кто у нас есть в резерве в Ниппоне. К тому времени, все наши семьи будут убиты.

Это признание поразило Ганса. Таким образом, это был блеф. Они раздели себя догола.

Ганс увидел косой взгляд от Джурака, и почувствовал, что мог почти улыбнуться, как будто Джурак наконец показал, что у него не было даже пары двоек, не говоря уже о фулл-хаусе.

Тамука повернулся лицом к бантагам.

— Боритесь! Убейте их всех, пока еще есть время! Еще одна атака, и мы прорвемся и убьем их всех!

Его крики были встречены с волнением. Не один бантаг снова ощутил жажду к сражению, некоторые подняли свои винтовки в ответ, выкрикивая согласие.

Ганс не мог понять все, что говорилось, слова выливались потоком из Тамуки так быстро, все же он ощущал гнев, который был неконтролируемым. Он снова посмотрел на Джурака, который сидел неподвижно. Он не был вождем, который мог победить, пересиливая криком. Он должен был быть образцом спокойствия перед лицом безумия.

Он знал что, если Тамука так или иначе выиграет спор, то все будет закончено. Джурак умрет, и они нападут в неистовом бешенстве, а чины развяжут резню против сотен тысяч в заключительной оргии взаимного уничтожения. Сумасшествие, чтобы быть настолько близко к миру и затем погрузить все это назад в безумие.

— Убейте их всех!

Мир, казалось, вращался словно песок, сметенный приливной волной. Страсть убийства возвращалась. Джурак безразлично сидел, несомненно зная, что он не мог перекричать безумного лидера когда-то великих мерков.

— И убейте сначала этого предателя из другого мира! — прокричал Тамука.

Ганс едва понял слова, но он узнал жест, когда Тамука отпустил узды и полез в седельную кобуру. Револьвер вспыхнул на солнце, словно атакующая змея.

— Нет!

Ганс пнул ногой, посылая вперед свое собственное животное. Он увидел, как револьвер идет вверх, большой палец оттягивает курок назад. Он повозился со своей собственной кобурой… и ухватил только пустоту. Яркая картина в памяти о том, как он выбросил его после выстрела последним патроном. Казалось, что время искривилось, он почувствовал, как его сердце заколотилось сильнее, задаваясь вопросом, надрывалось ли оно, наконец. Или же это был страх.

Он увидел, как пистолет опускается, Тамука прищурился, один глаз полузакрыт, другой прицеливается вдоль ствола, направляя его прямо на Джурака. Он мельком увидел Джурака, зная, что бантаг, в глубине души, не был истинным строевым солдатом.

Он реагировал слишком медленно, только теперь сознавая опасность, начиная отскакивать в ожидании сокрушающего удара.

Наступил решающий момент, он изумился, возникло чувство, что, так или иначе, ситуация была огромной космической шуткой. Это не был Эндрю, или Пэт, или Эмил, или даже простой чин, которого он пытался спасти. Он не был никем из них, все же он был воином, которого он научился уважать за последние несколько минут. Он был кем-то, кто предложил окончание безумия, предложил выход, путь для Тамиры и ребенка, чтобы жить в мире… и этот мир собирался погибнуть, если умрет Джурак.

Время исказилось, и он знал, что существовала всего лишь одна последняя вещь, которую он мог сделать. Без колебаний Ганс совершил выпад вперед через шею своей лошади. Он увидел зияющую утробу револьвера, глаза позади ствола, лицо, искаженное в безумном крике… и затем вспышку.

— Нет!

Вопль выпустил Джурак, когда Ганс, поднявшись из седла, споткнулся и упал назад, рухнув на землю. Грязный желто-белый дым закрутился в облачко, и через облако он увидел Тамуку. У того во взгляде мелькнула секундная вспышка удивления, что он стрелял в Ганса, а затем, даже еще большая ярость, лающий рев восторга.

Джурак выдернул ятаган, лезвие сверкнуло, отражая свет. Он заметил мгновенный взгляд бантагов, наблюдающих за ним. Теперь это была кровавая разборка за контроль над ордой бантагов. Он ударил шпорами, боль в ноге была забыта. Его лошадь прыгнула вперед.

Тамука, держа большой палец на курке револьвера, взвел ударник оружия и стал выцеливать.

Издавая вопль, с безумной яростью Джурак атаковал своей лошадью прямо во фланг коня Тамуки. Револьверные выстрелы свистели мимо лица, разрывы оглушали его, вспышка одного обожгла щеку.

Их глаза встретились на секунду. В то мгновение когда он начал свою атаку, наступил финальный момент, вспышка осознания. Его ярость, гнев, который удивил его, потому что он был безумной яростью за то, что было сделано человеку, добавило силы его удару.