Алексей Корепанов - Копье и кровь

Разноцветные абстрактные узоры на стенах не просто шевелились – они кривлялись, раздражая глаза. Габлер, чуть пошатываясь, подошел к столу, взял пульт и после нескольких попыток сделал сразу два дела: стер всю эту кричащую роспись и включил тивишник. Плюхнулся в кресло, положил ноги на низкий квадратный столик и расслабленно свесил руки с подлокотников. Наружная стена стала прозрачной, и можно было оценить вид, который открывался с четвертого этажа отеля «Золотая рыба». Стоящие впереди здания не мешали обзору, потому что отель располагался выше них, на горном склоне. Сам залив скрывался в темноте – время близилось к полночи, – но его очертания без труда можно было определить по ярко освещенной длинной набережной. По невидимому водному пространству во все стороны перемещались огоньки разных суденышек. Светящиеся стены зданий и цепочки уличных фонарей, расчертившие огромный амфитеатр города, превращали Александрию в какое-то волшебное место, где просто обязаны исполняться любые желания.

Так было и с желаниями Криса: захотел напиться – и напился, пройдясь по кабакам приморской части города. Но как-то не так все это получалось… Во всяком случае, пока. И дело было не в отсутствии обычного файтерского размаха и не раз проверенных на устойчивость к алкоголю сослуживцев. Пил Габлер именно по-файтерски – много всего и разное, не особенно заморачиваясь ассортиментом и количеством закуски и не обращая внимание на цену. Питье – было. А вот желаемой расслабухи, парения, кайфа – не было. Выпитое почти не туманило голову. Просто стекало в желудок и через некоторое время покидало организм в ближайшем туалете. Во всяком случае, связь с реальностью Габлер ни на мгновение не терял, хотя именно к этому и стремился, и если и сдвинулось что-то у него в мозгах, то совсем немного. Настроение не улучшалось, нежелательные мысли никуда не уходили и отстраненность от забот никак не спешила снизойти на него с алкогольных небес. В общем, не получалось у него добраться до того состояния, которого он без особого труда добился во время прежней своей прогулки по Александрии в компании сослуживцев из двадцать третьей вигии. И это его угнетало и раздражало одновременно. Правда, следовало иметь в виду эффект отложенного удара – это когда до поры до времени пьешь, не пьянея, а потом все выпитое мощнейшим джебом прилетает тебе в голову… Однако время шло, а удара все не было и не было.

В конце концов Крису надоело шататься по кабакам и он побрел в гору, в отель, расположенный километрах в двух от берега моря. Отель «Золотая рыба» он выбрал еще в полете к Александрии и тогда же заказал одноместный номер. В приморском городе было тепло, поэтому Габлер расстался со свитером и джинсами. Эту одежду он сменил на песочного цвета безрукавку с большими накладными карманами по бокам и внутренним – для документов и легкие светло-сиреневые брюки. А еще приобрел солнцезащитные очки без дужек – оправу можно было прилепить прямо к коже – и сделался неотличимым от других отдыхающих, которых здесь хватало. Точнее, сделался похожим на других. Только туфли свои он менять не стал – мокасины были легкими, мягкими, удобными и вполне гармонировали с его новой одеждой.

Как он ни старался, горький осадок, оставшийся на душе после общения с Низой, не исчезал. И смыть его не могли никакие спиртные напитки. Не думал он, что расставание получится вот таким – холодным. Наверное, стоило вообще забыть об этих подгорных фанатиках, слить воспоминания, как остатки горючего… Но пока не получалось.

«Больше я к ним не сунусь, – раз за разом твердил он себе, сидя в очередном кабаке. – Идите вы все вместе со своим Беллизоном…»

Но именно сейчас храм в Пятнистых горах был для Криса доступен так, как никогда ранее. Женщину в сером, которую вызвала Низа, он до этого не видел. Маони привела его к уникарам и сказала, что Габлер может выбирать любой и лететь куда угодно. И никаких вырубаний сознания и прочих жреческих штучек. Давай команду пайлоту [29] Пайлот (от англ. pilote) – робот-водитель. – и вперед. Обшивка уникара стала прозрачной изнутри только когда машина уже приближалась к Александрии, так что места, откуда он отправился в полет, Габлер не видел. Как объяснила маони, для того, чтобы вернуться в подгорный ангар, Крису нужно было всего лишь дать команду на возвращение в точку старта. Об остальном позаботится сама машина. Так что обратный путь был для него отнюдь не закрыт: шляйся где угодно и сколько угодно, а потом, если захочешь – лети в Пятнистые горы. Выбранная Ориобеллизом процедура (а такое решение, конечно, принимал сам главный жрец) говорила о том, что ему, Кристиану Габлеру, доверяют и предполагают, что он вернется. Но все равно Крис чувствовал себя уязвленным и не намерен был использовать эту возможность.

Туман в голове не рассеивался, но и не сгущался. Тивишник продолжал что-то негромко бормотать, менялись там какие-то картинки. Можно было завалиться спать, но спать не хотелось – проснулся Габлер сегодня поздно и весь день ничего утомительного не делал. Оставался, пожалуй, только один беспроигрышный вариант – пригласить хошку. Или пройтись до ближайшего кабака, отведать еще чего-нибудь местного, виноградного… Да там же хошку и снять. Выпить с ней, прикупить еще пару-другую бутылок – и в номер…

Габлер, не вставая с кресла, потянулся к невесть как оказавшемуся на полу пульту. Поднял его, намереваясь выключить тивишник, и перевел взгляд на экран. И успел углядеть окончание какого-то сюжета – там показывали знакомую ему улицу Стронгхолда с концертным залом, похожим на раскинувшую крылья огромную птицу. В этом же квартале жил твинсер Лок. Улица исчезла и на экране возникла ньюзер – очаровательная молодая женщина с длинными темными волосами. И платье у нее было длинным и темным, оно буквально обтекало каждый изгиб ее безупречной фигуры. Эту красавицу, которая стояла на фоне местного Дома правительства, Крис уже видел в местных ньюзах и запомнил ее выразительное лицо. Но сейчас лицо номианки было застывшим, словно она зачем-то надела маску.

– Заявление мистеру Аллену Сюрре, главе Сената Ромы Юниона, – произнесла она и голос у нее тоже был подобен маске. Казалось, это говорит автомат.

Габлер замер в кресле с пультом в руке. Ньюзер почему-то не назвала первое лицо Ромы Юниона Императором.

– Я, Ориобеллиз Аригонно Тронсилиа Иолнеи, ондаллио общины служителей единомножественного Беллиза-Беллизона-Беллизонов, от собственного имени и от имени всех служителей Триединого заявляю, что ты обманщик. Ты обманщик, Сюрре! Мы не хотим и не будем оставаться под властью обманщика и отныне считаем себя единственной властью на планете Милиль, которой помимо нашей воли было когда-то присвоено название Нова-Марс. Мы более неподвластны тебе, Сюрре!