Дмитрий Старицкий - Горец. Гром победы

Я встал, подозвал Ягра и попросил его найти еще табаку. Денщик мой сам не курил, как и я.

Из рубки «артштурма» достал еще фляжку с водкой. Из НЗ [12].

– Я слышал о каких-то братаниях на фронте… – протянул я флягу унтеру. – Что это за зверь такой?

Гоц сделал хороший глоток, занюхал его рукавом бушлата. Оглянулся по сторонам и рассказал, понизив голос:

– Бывает такое… особенно по общим праздникам… выходят разом на нейтралку без оружия и с той и с другой стороны… говорят о том, что войну надо кончать, песни хором поют… Сначала начальники растерялись, не знали, что с этим делать, а потом полковники сами встали у пулеметов и долбанули и по своим, и по чужим без разбора. Что с той, что с этой стороны. Братания пока попритихли, но офицерам в траншеях, особенно тем, кто драконствовать над солдатами любит, надо теперь с опаской ходить. Учти это. До того дошло, что полевая жандармерия по каждому случаю смерти офицера в бою теперь следствие проводит. Свои его убили или чужие? Листовки еще появились от этой Лиги. Многие верят тому, что там написано. Но это от отчаяния, от того, что жить в окопной грязи надоело до смерти. Потница, чесотка, грибок на ногах… Скука. А тут еще в ближнем тылу солдатский бордель расстреляли в полном составе. С месяц назад.

– За что? – искренне удивился я.

– За сифилис.

М-да… Вот она война во всей своей красе. Заразили девчат постыдной болезнью и их же за нее и порешили. Нет тела – нет дела.

– Ладно, – поднялся Гоц с бревнышка. – Хорошо с тобой, однако пора и честь знать. Смеркается скоро, а мне еще место искать, где приткнуться.

– Я распоряжусь, тебя проводят.

– Хороший ты мужик, Савва. Настоящий горец. В офицера́ выбился, а человеком остался.

– Увидимся еще, – пообещал я. – Флягу с собой забери. Пригодится.

На следующее утро лес огласился стуком топоров по деревьям. Саперы начали валить лес для мостов.

Приказал выдать им трелёвочник из нашего обоза, чтоб «в страданьях облегчения была». Заодно и проверим эту конструкцию в реальном деле.

Началось…

В душе сцыкотно как-то… А ну как все пойдет не так?

Не так, как мы планировали с фельдмаршалом и Моласом, когда специально выбрали не самый слабый участок республиканской обороны, но и не сильный, а самый глухой. Самая сильная оборона у них возле линий железных дорог, где уже отметились наши бронепоезда, проведя разведку боем. Молас клялся и «зуб давал», что основная масса артиллерии у врага именно там, где они ждут нашего наступления по анализу действий Аршфорта на Восточном фронте – по ниткам железных дорог.

– Дурных там нема́, – закончил тогда Молас свою страстную речь. – Но и пушки у них небесконечны. А вот пулеметов на выбранном участке у врага даже избыток. И станки их они у них предельно облегчили. Насколько я понял, кустарным образом.

Ягр подвел мне коня, я отвлекся от воспоминаний и в сопровождении своей охраны и денщика поскакал к реке. На этот раз я был одет по-кавалерийски. В длинной шинели с полевыми полковничьими погонами и в меховой шапке с кожаным козырьком.

На берегу неширокой, но глубокой лесной речушки с топкими берегами проверил батальонного инженера приданных саперов на предмет предельных углов выходов с мостов. Посоветовал в одном месте срыть увал взрывчаткой. Иначе бронеходы там не пройдут.

– Услышат же такой взрыв на переднем крае, ваша милость, – возразил он мне. – Вся секретность побоку.

Вот Тортфорт жук, всех у себя приучил титуловать не по чину, а по титулу, сноб проклятый. Но перевоспитывать чужой личный состав неблагодарное занятие.

– Не страшно, капитан. Сейчас там артиллерия голосить начнет, – заверил его я и поскакал искать комбата.

А саперы по колено в студеной зимней воде уже забивали под мост первые сваи примитивными ручными бабами.

– Капитан, – сказал я напоследок, – не забудьте мне составить особый список тех солдат, кто работал в воде.

А про себя подумал, что обязательно выбью для них у Аршфорта медали. Саперу – труженику войны часто доставалась самая тяжелая работа и почти никаких наград. Вчера от Гоца я узнал, что совершившие подвиг саперы, создавшие гать в непроходимых болотах Огемии и облегчившие этим нам победу над группировкой Куявски, не были вообще ничем награждены. Никто. Ничем.

Тортфорта нашел минут через двадцать в соседнем лесочке, наблюдающего за валкой леса. Рядом на костре его денщик варил кофе. Запах шел просто одуряющий. Захотелось напроситься на чашечку, но задача, стоящая передо мной, была важнее.

– Майор, вы всегда находитесь вдалеке от основного фронта работ? – поддел я его.

– Мое дело обеспечить работу, господин барон, а для непосредственного руководства ею в батальоне есть инженер, – гордо вскинул он подбородок.

– Ну как скажете… – примирительным тоном отозвался я. – Тогда пусть мои повара займутся чем-нибудь другим, если вы своих саперов сами всем прекрасно обеспечиваете.

И повернул коня.

– Господин барон, вы меня не так поняли, – торопливо крикнул Тортфорт мне в спину.

Я повернулся вместе с конем, натягивая повод влево, и вопросительно посмотрел на комбата.

– Наш обоз еще полностью не подтянулся… – начал он оправдываться, разведя руками.

Но я его перебил:

– Ясно-понятно. Плохо обеспечиваете, майор. Любой мой комбат, – сделал я акцент на слове «мой», – давно бы уже получил за такое обеспечение неполное служебное соответствие. Ну да ладно. Так и быть. Сегодня мы ваших саперов кормим – пусть только работают в полную силу. Но только сегодня.

Попался мне на этом объезде и Гоц, развернувший со своими кузнецами походную кузню. Ковали большие скобы. Бревенчатые мосты потребуют их много. Я не стал его отвлекать от работы, проскакал мимо.

Саперы тягали бревна, матерясь по-оногурски. Иногда слышалась и имперская речь с диким акцентом.

– Куда тягай? Туда тягай! Совсем туда тягай. Бревно силой не взять. Хытрость нада, хытрость.

Улыбнуло. Даже подняло настроение.

Объехал все батареи, принял рапорты о состоянии техники. Ничего экстраординарного. Марш прошел, как на полигоне, без поломок. Это обрадовало и даже обнадежило на будущее. Все же пока каждую машину собирали вручную и доводили до кондиции напильником.

Только к обеду добрался до расположения штаба своей бригады. Там меня ждал с докладом начальник разведки капитан Гарос, сосватанный мне Моласом. Это я привык его обзывать начальником разведки, а официально он титуловался вторым квартирмейстером бригады.

На мой молчаливый вопрос он ответил кратко:

– Пока ничего нового, господин гвардии майор. Поиск вражеская фронтовая разведка ведет в обычном режиме. Никаких признаков особости.

Я склонен ему верить. Он на этом участке уже две недели торчит. А мы только подъехали.