Дмитрий Старицкий - Горец. Гром победы

– Ну, летите, – подытожил совещание фельдмаршал. – Вроде все оговорили. Пехотной дивизией из резерва тебя подопрем в атаке, она и фланги загнет, если прорвешься. А в прорыв запустим ударный корпус Бьеркфорта. Пусть резвится по тылам. Он это любит.

– Люблю, – не стал отпираться старый кавалерист, приглаживая усы. – Тем более что у меня сейчас пулеметные тачанки нормальные, не то что прошлой зимой. И снега пока не навалило. Самое время устроить врагу веселье.

В организационно-штатной структуре своего ударного корпуса Бьеркфорт устроил нововведение. В каждый кавалерийский полк добавился пятый эскадрон – пулеметный. Со станковыми пулеметами «Гочкиз» на тачанках. Бьеркфорт до них практически додумался сам еще во время своего «ледяного рейда» по царским тылам прошлой зимой. Мне оставалось только чуть-чуть подсказать, как правильнее, согласно земному опыту, и помочь с большим заказом у рецких каретников. А ручные пулеметы кирасиры «неистового кентавра» возили в седле.

– Черт-те что, все планы побоку… – выругался фельдмаршал и сломал в пальцах карандаш.

– Ни один план еще не выдержал соприкосновения с жизнью, экселенц, – утешил его я.

– Это точно, – поддакнул мне Молас и перевел беседу в практическое русло: – Когда вылетаешь?

– Сразу, как только я получу на руки от вас письменный приказ, – ответил я. – Только поспешите, а то стемнеет, и мы не найдем, куда сесть в темноте. Гробанемся тогда об землю. Аэроплан не дирижабль, сам по себе не летает.

Сразу улететь не удалось. Опоздали буквально на минуту.

На аэродром верхом прискакал император со свитой.

И сразу наехал на меня:

– Что за бардак творится здесь, барон? Новая техника летает, воздушную разведку ведет, а адмирал неба о ней узнает последним. Это как, по-вашему? Порядочно?

Мы с мичманом стояли навытяжку у законцовки плоскостей аэроплана и терпеливо ждали конца высочайшего разноса. Вовремя улететь не успели, и когда теперь дадут добро на взлет – только ушедшие боги знают.

А император все разорялся:

– От кого, от кого, а от тебя, Кобчик, я такого не ожидал. Ты же все-таки капитан-лейтенант воздушного флота. Состоишь у меня в прямом подчинении…

– Осмелюсь возразить, ваше императорское величество, бывший капитан-лейтенант. Год назад вы сами отправили меня в отставку, – четко отрапортовал я.

Как сладко говорить гадости в лицо вышестоящим, если это самое лицо ничего тебе сделать при этом не может.

– М-да?.. – озадачился император. Монокль выпал у него из глаза и раскачивался на тонкой золотой цепочке.

– Так точно, государь, – напомнил ему адъютант. – Имперский рыцарь барон Бадонверт в январе этого года вчистую был уволен с воздушного флота в отставку по причине несоответствия службе из-за многочисленных ранений.

– А теперь ты кто? – не унимался монарх, вперивая в меня оловянный взгляд.

Аршфорт за спиной императора только глаза закатил под брови.

Молас вообще прикинулся ветошью с краю императорской свиты.

Помощи от высоких покровителей тут не дождешься, как вижу…

– Осмелюсь доложить, ваше императорское величество, в настоящее время я состою на службе в гвардии рецкого герцога, в должности командира «железной» бригады в чине гвардейского майора, – отчеканил я строго по-уставному.

– А как же твои несовместимые со службой раны? – Голос императора закипел подозрением с некоторой долей ехидства.

– В начале октября я прошел медицинскую комиссию во Втуце, и она признала меня годным к занятию командных должностей в сухопутных войсках. Горы лечат, ваше величество.

Черт-те что… драгоценное время тикает, а меня тут мордуют по каким-то бюрократическим придиркам.

– Ладно, раз так, – разом успокоился император. – Ремидий всем известен своей добротой. А ты у него еще и в камергерах ходишь, не так ли?

– Так точно, ваше величество.

– Хорошая идея, – улыбнулся монарх и снова вставил монокль. – Надо и мне половину моих камергеров загнать в окопы. В воспитательных целях. Но мы отвлеклись. Кто пилот этого аппарата?

Мой сосед по подпиранию аэропланного крыла сделал шаг вперед и откозырял:

– Я, ваше императорское величество. Мичман воздушного флота Йозе Гоффен. Откомандирован командором Плотто на Калужский авиазавод в качестве летчика-испытателя летательных аппаратов тяжелее воздуха. На данном аппарате конструкции барона Бадонверта мною сегодня совершен тридцатый вылет.

– Аппарат тяжелее воздуха? Летает? А мне, адмиралу неба, никто ни слова. Безобразие…

Император был искренне возмущен.

– Осмелюсь доложить, ваше императорское величество, – четко барабанил слова храбрый мичман, – данный аппарат не выставлялся на комиссию по принятию на вооружение. Он только проходит окончательные заводские испытания, к тому же является собственностью барона Бадонверта. Впрочем, как и сам Калужский завод по их производству.

Накрылся наш вылет. У меня опустились плечи. Все насмарку идет, в то время как операция на фронте запланирована по часам и даже минутам. Принесла же монарха нелегкая в самый неподходящий момент. Вот и воюй в такой обстановке!

А мичман-то сияет так, хоть от лица его прикуривай. Сподобился монаршего внимания и млеет.

Император спешился и нарезал круги вокруг паролета, щупал плоскости, колеса, гладил перчаткой полированную поверхность пропеллера и обшивку кабины. Издавал какие-то междометия. Наконец сказал громко и с большим удивлением:

– Надо же… Просто этажерка тряпочная… несерьезная такая с виду. И летает? Сколько же стоит этот аппарат, барон? По сравнению с дирижаблем?

– Точно еще не подсчитывали, ваше величество, – отозвался я. – Пока модели экспериментальные, и они обходятся намного дороже тех, что будут поставлены на поток. Но по сравнению с затратами на дирижабль, думаю, сотен пять-шесть аэропланов построить можно. Может, даже больше. – На всякий случай цену самолета я загнул в большую сторону. Авось… – А если использовать дюралевые трубы вместо стальных…

– Для чего вы построили именно такую модель, барон? – перебил меня император. – Каковы задачи ее применения?

– Разведка. Оперативная связь между штабами. Скоростная курьерская почта, – кратко ответил я. – Вооружения на ней нет.

– Как долго готовить пилота? – заинтересованно спросил уже не монарх, а адмирал неба.

– Шесть месяцев, ваше величество, – ответил я.

– Сколько у вас готовых пилотов, барон?

Барон, значит. Политическая атмосфера внезапно потеплела. Будем ковать, пока теплая.

– Три летчика-испытателя из воздушного флота, ваше величество. Мичманы-энтузиасты. Два гражданских летчика, инженеры с моего завода. И я – человек, который первым в мире поднял в небо летательный аппарат тяжелее воздуха. Всего шестеро.