Юрий Арис - Перерождение (СИ)

Ее уже увидели, я смутно слышал их голоса, отражавшиеся от воды:

— Ну надо же, чего только люди не делают от страха! Или ты все-таки умеешь плавать? Так или иначе, тебе это не поможет.

— Почему же? — голос моей смотрительницы звучал уже не так ровно, он дрожал, но не от страха, а от холода.

— Придется тебе вернуться на берег, к нам. А если не захочешь, Мила будет вынуждена повлиять на тебя.

— Не надорвется?

— Вряд ли. Она не раз становилась чемпионкой по плаванию, а вот это ее отец от тебя скрыл. Но по иным причинам, не хотел, чтобы его дочь подозревали, не хотел, чтобы допрашивали. Ему и в голову не могло прийти, что подозревать ее очень даже нужно. Не дергайся, ты не успеешь утонуть. Если я пообещаю, что мы обойдемся с тобой помягче, ты вернешься к нам самостоятельно?

— Заманчивое предложение, но нет. Воды я боюсь больше, чем вас. Вода…. никогда ведь не знаешь, что она скрывает. Схватит тебя что-то, утащит в омут, а ты и пикнуть не успеешь.

— Ну, хватит, — девица в купальнике, которую, как я понял, звали Мила, подошла к краю берега. — Сейчас я покажу тебе, что страшнее меня в этой воде ничего нет!

Тут она явно поторопилась с выводами. Ничего, сейчас покажем ей, как мир устроен.

Она прыгнула в воду мягко и грациозно, очень даже неплохо — для человека. В ее движениях чувствовалась уверенность, которая приходит только с опытом. Она не просто не боялась воды, она считала воду своей стихией. А это опрометчиво.

Я позволил ей всплыть, радостно усмехнуться, даже помахать своим спутникам. Когда она была на середине пути между берегом и отмелью, пришла пора приниматься за дело. Я обвил хвостом ее талию, рванул вниз, не позволив набрать достаточно воздуха. Я мог быть более осторожным, однако я успел почувствовать, когда она прыгнула, что на лезвии ее ножа есть кровь. Я знал, чья это кровь. Не знаю, почему, но это меня разозлило.

Она не могла видеть меня в темноте, но все равно сопротивлялась отчаянно. Несколько раз ее нож, не сильно уступавший размером топору, скользнул по моей броне. Думаю, если бы не чешуя, я был бы уже мертв. Но все это предположения. Чешуя у меня есть, поэтому отчаянные удары ножом меня мало волновали. С таким же успехом она могла пытаться затыкать меня зубочисткой.

У меня не было времени на развлечения, поэтому я сжал хвост сильнее… гораздо сильнее. Я чувствовал, как треснули ее кости. Она крикнула, наполнив воду вокруг нас фонтаном пузырей, и замерла. Я знал, что она не мертва, но позвоночник у нее сломан серьезно. Если мои знания о строении человеческого тела меня не подводят, после этой травмы она никогда не оправится.

Я так и хотел. Знаю, это жестоко, но я был зол на нее. Нож, который не навредил мне, ранил Литу и убил многих других, кого я видел на дне.

Я вытащил бесчувственное тело на пологий берег, убедился, что она дышит свободно, что не захлебнется, и поспешил вернуться к Лите.

А воздух уже был наполнен криками и угрозами самца:

— Где она? Что ты с ней сделала?

— Ничего я с ней не делала, — вызывающе посмотрела на него моя смотрительница. — Почему бы тебе не спуститься сюда и не посмотреть самому, где же она?

— Думаешь, ты в безопасности, раз засела там? Ошибаешься, девочка. Мне будет жаль убивать тебя так быстро, но если уж придется, то я готов. Расстояние между нами недостаточно велико, чтобы я промахнулся. Посмотрим сейчас, как ты поплаваешь с раздробленной башкой!

Для убедительности он занес топор над головой, будто собираясь бросить. Я сомневался, что он решится сделать это, но не хотел рисковать. Пришло время пообщаться с ними поближе.

Цепляясь когтями за мягкую землю, я выбрался на берег. Причем так быстро, что, когда последние поднятые мной брызги оседали на воду, я уже стоял перед ними. Скудного лунного света было достаточно, чтобы они могли рассмотреть меня, и то, что я видел в их глазах, наполняло меня удовольствием, которого я раньше не знал, хотя и до этого многие меня боялись.

Но тогда страх был нежеланным. А в этот момент я наслаждался тем, кто я есть, кем они меня видят.

Эти двое привыкли уничтожать себе подобных. Причем уничтожать жестоко, долго, наслаждаясь своим превосходством. За это время они успели поверить, что все остальные либо недостаточно сильны, либо недостаточно умны, чтобы победить их. И вот вся их неуязвимость оказалась бесполезной, потому что перед ними стояло чудовище.

У меня уже была возможность понять, что для непосвященных я был противоречием реальности. Людей учили, что чудовищ нет, что мир познаваем и безопасен. А я… я был упреком от самой природы, мое преимущество в силе было настолько примитивным, что превосходило все достижения человека, все его оружие. За это, думаю, и ненавидел меня Антон. Да и не он один.

Девица опомнилась первой, она не собиралась нападать. Она развернулась и бросилась бежать, но у меня не было желания играть с ней. Одним прыжком я сократил расстояние между нами, ударил ее хвостом по затылку. Она упала, по инерции несколько раз перевернулась и замерла. Я не хотел серьезно калечить ее, так что, очнувшись, она отделается головной болью. Ее нож был чист.

Оставалось разобраться только с самцом. Теперь я стоял между ним и лесом, а он оказался в положении Литы — в ловушке. Мужчина обеими руками сжимал топор, готовый броситься на меня в любую минуту, и все же он боялся. Меня нельзя обмануть, я ведь все-таки монстр. Я и раньше отмечал, что в людях жестокость часто сочетается с трусостью. Очередная черта, которую я вряд ли пойму.

— Кто ты такой? — прошептал он.

Не дожидаясь ответа, он бросился вперед, ударил как-то неуклюже, нелепо. Я не стал уворачиваться, позволил топору столкнуться с чешуей на моей груди. Надо отдать ему должное, сила удара была достаточной, чтобы вызвать россыпь искр, но только и всего. Я сомневался, что даже синяк останется.

Топор не выдержал, сломался. Лезвие полетело вниз, я услышал, как оно мягко входит в тело человека. Он завыл, упал на землю, сжимая руками покалеченную ногу. А ведь я помню то, что я видел на дне озера, его жертвам приходилось терпеть гораздо большее.

Я наклонился перед ним, так, чтобы наши глаза находились на одном уровне. В этот момент я подчинился инстинктам, не было какого-то плана, я не обдумывал свои действия.

— Она моя, — произнес я настолько тихо, что только он мог услышать.

Понятия не имею, почему я так сказал. Если его моя фраза напугала, то меня — удивила. Кто — она? Лита? Я относился к ней чуть лучше, чем к остальным людям, но не до такой степени. Девица, которую я поймал в воде? Уж она мне точно не нужна! Тогда зачем говорить? Оставалось только довериться инстинктам.

Мужчина перестал выть, он с мольбой смотрел мне в глаза. Он не хотел, чтобы я его убивал. Я знаю, что такое страх перед смертью, Антон сделал это чувство слишком хорошо знакомым мне. Но я не жалел этого человека.