Рем Манулов - Шёпот Зуверфов (СИ)

— Поганые вы какие-то. Противные, что ли. Держаться подальше хочется.

— Инстинкты, — протянул гибриоид. — И после этого не вас, а нас сравнивают с животными. Дикость!

Кобра снова выпустил пулю, пробившую шею спецназовца. Кровь хлестнула, оросив грязный снег. Громыхания и выстрелы не замолкали ни на минуту. Некоторые бойцы Трезубца бросали оружие и выходили из-за укрытий с высоко поднятыми руками. Но в плен их не брали. Расстреливая в упор, котлованцы пожинали плоды своей многолетней ненависти к тем, кто, отчего слепо вообразил, что имеет над ними какую-то власть.

От нескольких рот осталась лишь малая горстка, способная вести ответный отчаянный огонь. Капитан Моллс потерял пятерых из тех восьми, кого зажали в пустом доме на северо-западе «котла», неподалёку от закрытой ныне кондитерской, носившей когда-то название «Торты и пирожные Стэнли». Моллс, прижавшись спиной к стене, пару раз выдохнул, вскинул автомат, поднялся, выглянул наружу, наспех прицелился и выстрелил в самую незащищённую цель, сразив её наповал. Это была последняя пуля капитана, доставшаяся двенадцатилетнему мальчишке, который перебегал от угла улицы к своему дому, поскользнулся на ледяной корке и грохнулся на спину. Поднимаясь и поправляя шапку, он глянул в сторону стрелка и тут же упал на спину, получив пулю в лоб.

В небе загудело, будто ударили в гонг и растянули этот звук на несколько невыносимых минут. Кое-кто из котлованцев обернулся на лязг железа — огромные мехи спустились в их бурлящую яму и ступали своими острыми гидравличесекими конечностями по ветхим крышам. Мехи на колёсах продирались сквозь сугробы.

— МЕХИ! МЕХИ! — завизжал народ.

Затрещали турели. Котлованцы замертво падали на снег, как скошенные полевые цветы. Машины смерти забирали жизни хладнокровно, безжалостно. Автоматы и ружья были бессильны. Громоздкие, укреплённые плотной бронёй стальные гиганты шагали по аппендиксу Трезубца, разрушая целые кварталы, выедая всё живое. Двадцать три машины методично уничтожали живую силу противника, прерываясь лишь затем, чтобы остыли турели.

— Ты видишь это?! Видишь?! Они не могли! — занервничал Измир, продолжая снимать кровавое кино.

В объектив камеры попали четырёхлапые мехи с чёрным продолговатым полированным туловищем. На одном конце туловища были установлены три турели, поливающие свинцом всё вокруг: неразборчиво и повсеместно. Сзади, почти как у какого-нибудь скорпиона, был установлен защищённый зенитно-ракетный комплекс класса земля-земля. Группа местных бросилась наутёк, силясь выбраться из зоны обстрела и спрятаться за ещё уцелевшими сооружениями. Зад махины раздался, открылось два сектора, из которых показались острые наконечники двух ракет. Мгновенье — и они с шипением оторвались от тела металлического зверя и устремились в группу убегавших. Настигнув её, ракеты разорвали людей в клочья, порушив заодно и стену прилегавшего здания.

— Хана нам всем, — резюмировал Кобра, оторвавшись от прицела, — пора убираться. Удивительно, что дурни из Трезубца ещё не снесли этот выпирающий фаллос с лица земли.

— Ага, пошли отсюда.

Карлик засуетился, выключил монитор планшета, взял мини-камеру и полез вниз, на одну из крыш. Кобра снял прицел, закинул винтовку на плечо и поспешил за ним.

— Скажи мне, что ты всё видишь.

— Я всё вижу.

— Помоги мне.

— Зачем? Ты знал, к чему идёшь.

— Как бы ни было, ты должен мне помочь. Ведь они доберутся и до тебя.

Пауза.

— Дай мне 34 минуты 47 секунд. Мехи автономны. Я заблокирую сигнал.

— Слишком долго.

— Быстрее нельзя.

— Дай мне знать, когда справишься. Я буду тянуть до последнего.

— Сигнал примет твой картридж. Держи его рядом. Но что дальше?

— Я выпущу монстра.

Монитор погас, белый шум исчез, а вместе с ним испарился и силуэт человеческой головы, который принадлежал сиберу Хакко. Инсар Килоди развалился в своём кресле, уставившись в окно, выходившее прямиком на сцену боевых действий. Килоди успел детально изучить разрушительных мехов, которые продирались сквозь снег и кровь, сооружения и груды убитых тел. Инсар не испытывал ничего кроме озадаченности. Глубокой, въедливой и тревожной. Будто менеджер какой-нибудь фирмы, которому поставили невыполнимую задачу и выдали смехотворные сроки на её реализацию. Его не трогали смерти. Он прекрасно осознавал, на что идёт, выдав всем этим людям оружие. Почему они начали свою войну? Кто или что их побудило спустить крючок? Инсар знал ответ, он сам поддался этому чувству очень-очень давно. Ощущение значимости, важности и свобода творить хоть что-то. Не умеешь ничего — убей. Ты создаёшь хаос, ты вершишь судьбы. В каждом, абсолютно в каждом, будь то убеждённый пацифист или филантроп, сидит этот кровожадный демон и жаждет пролить чью-то кровь. Инсар жил с этими демонами несколько лет. Несколько ли? Год, два? Пять? Или они с самого начала преследуют его, мучают душу и тело, подменяют воспоминания? Но так ли сильно он хочет избавиться от них? Инсар поморщился. Это напоминало то, как алкоголик зарекается брать бутылку после очередного инфаркта, но становится лучше, и она, желанная тара полная горячительной жидкости, снова оказывается в его трясущихся руках. Семя соляной сферы нагрелось так, что лучше бы его было снять и больше никогда не надевать. Но тогда он потеряет контроль над Зуверфами. И они, обозлённые и обиженные, примутся изводить его. Уж лучше терпеть невыносимое жжение. «Обманываешься», — шёпот пронёсся рядом, у правого уха, словно лёгкий ветер. «Прости нас», — тот же порыв ветра, принёсший слова. «Пощади нас», — голоса стали разборчивее, радушнее. Инсар им верил.

Мехи приближались к дому Шарамов, ступая уверенно, широко. Рушились здания. Треснули и обвалились стены «чёрной цитадели». Инсару чрезвычайно нравилась эта двухэтажная постройка, которую сложили праотцы, заселившие Котлован. Квадратное чёрное здание, отполированное снаружи и достаточно просторное внутри. Мрамор и гранит, ценные и весьма дорогие, везли сюда специально с берегов Архипелага Сотен Осколоков. Когда-то давно выдающееся здание располагало резервуарами для воды, внутри топилась печка. Котлованцы устраивали там банные дни в последний день недели. Прошли времена, и чёрный квадрат переоборудовали в больницу, а потом в бордель. Инсар смеялся, когда слышал историю старожилов о нравах, которые царили в том злачном заведении, и дивился тому, как порой история бывает непоследовательна. Килоди без доли иронии бы отнёсся к тому, что в будущем этот полированный квадрат вдруг стал чем-то вроде храма, но, к его сожалению, этому не суждено было сбыться. Огромная металлическая клешня военного механоида от души всадила по фасаду «цитадели», начав тем самым процесс обрушения. Вскоре от старейшего памятника архитектуры не осталось ничего — ни камня, ни людей, которые укрывались в его подвалах.