Юрий Шубин - Статус неизвестен (СИ)

Ему никто не возразил. В эту ночь спальные мешки остались свернутыми. Только круторогая корова тревожно прядала ушами. Эмиссары другого мира тихо и сладко спали. Любые самые великие мысли показались Рону настолько крошечными, что перестали застревать меж смеженных ресниц. Он последним провалился в сон как якорь на дно.

И еще долго, неумолкая, бесновался натянувший в струну цепь, хозяйский пес.

Светило решило отыграться за все ненастные дни весны и жгло нещадно. Дырой в горнило с откинутой заслонкой в адскую топку. Воздух был как горячая безвкусная вата и волокнами прилипал к легким и залеплял гортань.

Шерстокрылые падальщики ангелами смерти кружили в вышине, облетая друг-друга. Без крика. Когтистые лапы скал потащили за собой лопнувший берег реки и дороге пришлось петлять по оплывшим берегам, по косогорам, огибая каждый выступ по несколько раз. Лес логами убегал в подгорья. Наискось исхлестаные рубцами утесы как отведавшие плетей каторжники угрюмо нависали над извивающемся полотном дороги. Пригоршни бурого как прошлогодняя стерня мха прекрывали незаживающие раны трещин. И затягивающий щебневые осыпи драный подлесок походил на ветхие одежды невольников охраняющих стремнину. Зеленоватый мармелад реки лениво полз по щебню.

Гибкий, заужающийся плетью к низу арапник едва касался мохнатых задниц. Кошек арапником ожегать не стоит, легонько тронул и сами бегут. Да как бегут. Заглядишься. Упругие мускулистые тела выбивали мощными лапами облачка пыли. Каретный катафалк, который с таким же успехом можно было назвать склепом на колесах, катился, казалось, без устали. Плотная, шелковистая, непромокаемая шерсть ездовых кошек при каждом шаге мягко колыхалась. Мясистые чувствительные усики встопорщились на высоко задранных мордах, спасая узкие покрытые свалявшимся пушком ноздри от дорожной пыли. Свободная пристяжная на длинных поводьях кошка баловалась, пыталась бежать боком, но щелчок арапника заставлял ее боязливо прижимать уши и выравниваться. Черно-серебряный мех на груди и поверх массивной головы встряхивался, демонстрируя великолепную гриву. Плотный подшерсток и густой покровный волос ездовых кошек шел волной, словно шевеля клубки дерущихся под кожей змей. Кошка в упряжи начинала уставать, ее рельефные мышцы все чаще вздрагивали. Поворотясь мордой она точно спрашивала у хозяина когда тот даст ей передохнуть. И не получив ответа с досадой щурила вертикально узкий зрачок, где даже по икринке зеленого глаза проходила полоска золотистого цвета, обметавшая подпалинами бока могучего звериного торса. Ее ощеренная пасть неистово грызла трензелек под клыками.

Возница сидел свесив одну ногу за облучок. Терпеливая ухмылочка на его лице разошлась по знакомым морщинкам, припрятав почитаемое хозяином философическое отношение к жизни. Румяная, кареглазая жена сидящая рядышком перевязала платок и облокотившись на снятую с брички мягкую спинку продолжала его ругать:

— Суть твоя мужицкая вся похотью кована. Едва подол завидишь-весь звенеть начинаешь…

Собираясь жить с любым из мужчин, женщина должна планировать маленькие драмы заранее.

— … а баба, она ведь как магнит. Манит, да, если не дура, того не показывает. — От ее прежнего пыла осталось не больше половины. Завитые локоны мелкими упрямыми пружинками выбивались из под платка.

Возница разбирал вожжи и бестрепетно помалкивал, подразумевая женские упреки как вечный гвалт реки. После ее утренней хлесткой пощечины на щеке остался привкус ожога. Он негромко втягивал воздух и с сопением выдыхал его.

Дорога выправилась, песок искрил. Кошки тащили карету ровно и ходко. Плетеные уздечки с ввязанными в них чеканными бляшками то и дело позвякивали. С хлопотливым тарахтением пошел на обгон и промчался мимо трехколесный мотороллер. Трава брызгала стрекочущей ватагой прозрачных кузнечиков. Только жара допекала не хуже сварливой бабы.

Воздух точно густой и вязкий, не продохнуть, внутри кареты казался спертым и застревал перекрывая глотку как пыж гильзу. Слушая их приглушенную скрипом перебранку, вернее монолог ревнивой женушки, Иллари сочувствовал вознице.

Что, брат, угадали тебя.

Наваливалось безволие, спина уставала на тряском дне. Прикрепленные к днищу кареты два тяжелых запасных колеса пришлось снять и закатить в лес еще на постоялом дворе. Иначе бы возница заметил прибавку в весе и стал доискиваться причины. С этим обошлось, а за шуры-муры с кухарочкой схлопотал по роже. Космодесантники к тому времени были уже внутри каретного катафалка и многое поняли на слух. Ближе к рассвету с одроформы сняли крышку и подменили тело положив внутрь гроба планирующие носилки с телом Крейга. Приласканная кухарочка заголосит и лишится чувств обнаружив в леднике между мясных тушь и кадушек завернутое в материю тело.

Все в нагляк. Без подстраховки, на дурака, горячим скользом, под самым носом у врага. Впрочем, они бы сильно удивились если бы хоть раз расклад перед боем был в их пользу.

В этом месте деревья совсем зажали дорогу. Тени тонких ветвей взбегали по одежде, лицам и каретному катафалку. Усыпальница на колесах слегка накренилась ложась в поворот.

Дозорной вышки не было, таковая могла до времени выдать пост. Линия прямой спутниковой связи с шифраторами для обеспечения секретности на обоих концах с вечера сообщила что вражеские десантники сопровождают труп.

Дороги-первые слуги государства. Мчащийся в клубах пыли мотороллер был слишком мал, низкий борт не смог бы спрятать трех экипированных бойцов и мертвое тело. Его пропустили без досмотра. Скала, горячая как духовка, загнала постовых в самую загустелую тень под деревьями. Обметавшие утес заросли пучились клочковатыми наростами кустов. Зеленый занавес леса открывал поворот дороги уже на выходе, так чтобы пост до самого последнего момента оставался в тайне. Полученная ориентировка серьезно обозначила появившийся из за поворота каретный катафалк, как вероятный транспорт способный уместить разыскиваемых диверсантов и выносимое ими неустановленное мертвое тело. Пехот-бригантир кордона вышел на дорогу перегородив путь каретному катафалку и скрестив руки на груди мрачно уставился перед собой. Внимательные строгие глаза, жестко очерченное лицо с узким прямым носом тревожно нюхавшим воздух выжидательно напряглись. Часовой не быстро выбираясь из тени встал чуть за его спиной. Локти его положенных на автомат рук оттопыривались.

Какой это был по счету траурный ковчег сегодня? Все спешили успеть в Норингрим. И всех нужно было досматривать. Бесплодный поиск утомлял, а жара лишь довершала притупившееся ощущение азарта ищейки. Волны по берегу «Крикливой Грэтты» перебрасывали камушки в каком нибудь километре. Хотелось сбегать и искупаться. Отпустить что ли вовсе, как того на трехколесном мотороллере?