Юрий Шубин - Статус неизвестен (СИ)

— Прижаться к обочине и спешиться! — зло, не соглашаясь с самим собой, выкрикнул пехот-бригантир и бесконечно уверенной рукой указал место где следовало остановиться. Возница натянул поводья, ездовые кошки потеряли бег возбужденно хлеща хвостами по шелковистым бокам. Невозмутимые глаза горели желтым пламенем, ярко и надменно. Кончики языков заметались по ощеренным клыкастым мордам из которых вырывался угрожающий рыкающий звук. Спины выгнулись дугами и вздыбленные гривы точно искрились перемыкающимися электрическими разрядами. Ухватившись за поручень возница соскочил вниз.

Долгим пристальным взглядом пехот-бригантир пытливо обшарил карету, ни на мгновение не теряя из виду лицо возницы. Он отмечал про себя: «не затих, не затаился, а просто стоял, переживая по пустякам. Чем человек тише-тем он честнее».

Вся в мягких ямочках пухляночка оставшаяся на верху на высоком сиденье поджала ноги и затихла напоровшись на его подозрительный взгляд. Склонная к страстным выходкам она нервно мучила пальцами нитку бижутерии на шее. Немного оцепеневшая, но приобретенного житейского опыта явно хватало на то, чтобы ненадолго прикусить язычок. Женщина тревожно уставилась на военных. Яркий румянец поверхностным возмущением кожи залил щеки. Со всеми мужиками на свете ей все давно было ясно. Норов пухляночки мельчал, но не утихал совсем, словно бы запросто переводя семейный скандал в состояние вынужденного простоя.

Пехот-бригантир сам был слишком опытен чтобы по его лицу можно было хоть что-то прочесть:

— Что перевозите? — как положено по форме допытывался кардоный.

— Сам видишь, тело перворожденного свекра новой души искать, — ответил возница. Он сказал это чуть вскинув голову, умышленно тыкая.

Любой вопрос от человека облеченного властью имеет цель вызвать неконтролируемое волнение у человека боящегося досмотра. Лицо возницы оставалось больше обиженным чем напряженным. Будто баба опохмелиться утром не дала или в чем другом отказала, предположил пехот-бригантир.

Когда запряженный двумя чудесными ездовыми кошками из за глыбистых лесокаменных теснин на выбеленном и сверкучем песке дороги появился колесный катафалк, зоркий и памятливый кардоный пытался придышаться, ощутить волну исходящего от приближающегося транспорта напряжения.

Не почувствовал. Не ощутил. Все казалось естественным.

Устроить полный досмотр-означало облиться потом. Он воочию читал безразличие, но не страх за остекленелостью неподвижных глаз возницы. Тот словно чего-то ждал.

Опасливо?

Лабиринт из бетонных блоков покрывали пятна птичьего помета. Укрепленная пулеметная точка была плотно обложена мешками с песком. Часовой положил руку на цевье автомата. Все это читалось на лице возницы.

Куда не повернись- везде пуля.

Разный способ проживания этих мгновений жизни определил разницу их с возницей напряжений. Умение быть незаметным- это искусство, а способность все замечать- это все таки мастерство. Может и намека не было, а спокойствие пехот-бригантира улетучилось.

Теперь к каждому его движению были пристегнуты грузики пауз. Больше не довольствуясь ролью созерцателя кардоный расстегнул кобуру и проверил вытяжной ремешок пистолета.

Зрачки кошек сузились как наконечники арбалетных болтов, уши насторожились обостряя напряжение.

Не теряя времени даром кардоный шагнул к карете. Сноровисто, без лишней щепетильности пехот-бригантир открыл глухую дверь траурного ковчега и плечом вклинился в образовавшийся темный проем. В душном сумраке резкий животный запах и еще синтетический, из искуственных цветов, обрызганных дешевыми ароматизаторами. Толстый слой траурных неувядаемых лепестков и бутонов устилал днище. Пехот-бригантир морщил узкий нос от омерзения, но поступивший неукоснительный приказ толкал его на отчаянные поступки. Одроформа или попросту гроб с холодильником внутри отблескивал черным лаковым глянцем. Пухляночка сидела на облучке тихо, почти обреченно, с нескрываемо ранимой обидчивостью внутри, наблюдая сверху вниз за оскотинившимся воякой не имеющим ничего святого. Он раздражал ее вызывая ощущение гадливости. Возница словно примлел от общей настороженности. С вынужденной по службе крамолой пехот-бригантир попробовал отжать крышку гроба, приподнял…

Ждет в стволе патрон, да так тихо, что слышно пересыпание крупинок пороха в гильзе.

До выстрела миг.

… кардоный сморщился будто опуская руку в нужник. Ощущение чужого взгляда заставило его приостановиться.

Будучи начеку, он заметил Иллари только когда тот вынырнул из непроницаемого вороха искусственных цветов. Крышка оглушительно грохнула. Чудовищно несообразно с покоем передвижного склепа пехот-бригантир отпрянул как смог успеть. Пробивая застоялый зной изнутри метнулся человек. Выхваченный из тьмы Иллари дернул от локтя плечом, насаживая на лезвие пехот-бригантира. И пока тот падал с левой открывающейся руки дважды от бедра полыхнул из «люгерта», прострелив навылет и разворотив с близкого расстояния всю грудь часовому с автоматом. Убитый упал навзничь.

Без крови нет солдатского дела.

Стряхивая с ножа уже мягкого и безвольного кардоного, Иллари соскользнул по рассыпающимся пластиковым лепесткам на дорогу.

Пронзительно верещали птицы. Чавкая и урча, треща сучьями сквозь лес прочь ломился неведомый зверь. Иллари видел в амбразуре наджевавший ленту пулемет и часть головы угрожающе щурящегося в прицеле пулеметчика. Он рванулся вперед срываясь с мушки и открывая себе путь к прочим секторам обстрела. Кварцевый песок предательски скользил под ногами.

Парс кувырком полетел на землю. Пластиковые лепестки тут же запорошившие лицо мертвого бригантира больше походили на разросшиеся когти, отвалившиеся с многопалой скребущей руки смерти. Пронырнув под днищем каретного катафалка Парс трижды выстрелил в сторону пулеметной точки и прижался спиной к стене качающегося экипажа.

Еще надеясь жить, готовься умирать.

Рон вывалился из задней багажной двери, будто выскочил из преисподней, «скормил» лесу длинную автоматную очередь и грохнулся животом (вернее его отсутствием) в дорожную пыль.

Как гравий в пустое ведро простучала пулеметная очередь. Воздух рябил от снующих взад и вперед плаксиво кричащих птиц. Очередь в щепу разнесла переднюю стенку кареты. Растопыренная лучинами фанера прерванным сном жизни многоточила яркую белую блузку. Зацепившаяся юбкой за виньетку облучка пухляночка со всеми признаками насильственной смерти повисла головой вниз, застыв с румяным кукольным недоумением на лице. Ярко накрашенный рот был широко и некрасиво открыт, будто вызов оборванной жизни полыхая алел на стремительно бледнеющем лице. Мелкие букли завитков стряхнув с себя платок рассыпались и смотрелись живописно пугающе. С хабальским бесстыдством смерти оголив полотняную бледность наливных ляжек юбка рвалась и тело женщины медленно соскальзывало вниз.