Юрий Шубин - Статус неизвестен (СИ)

Облачный покров густел, забивая экраны. Полюс холода Фракены сместился вверх и влево, точно планета заносчиво задрала белокурую голову, и с наклоном скептически поглядывала на непрошенных гостей. «Джордано» перешел в режим космо планирования. Сталь корабля пронизывала слой облаков, прямиком к выступающей горами терракотовой груди континента, о которую агрессивно билась лохматая, белая кипень прибоя.

Крейг ощущал себя пленником собственного молчания, словно бы лгал им, не произнося ни слова. В его памяти в мельчайших подробностях был запечатлен топографический слепок чужой планеты. Звук гибридных двигателей застыл на сочной, сладостной ноте, почти не фальшивя.

Крейг развернулся в кресле и спокойно, немного в нос, произнес низким, вкрадчивым голосом:

— Маршрутная веха компасной розы на двадцать семь градусов. Точка выброски как можно ближе к диверсионно-частотному маяку. Службы наземного базирования они уже оповестили, скоро начнется эшелонированная оборона противокосмических сил. Не проспите.

Экипаж с готовностью и даже неким облегчением принялся выполнять его команду. Никто не сомневался в максимальной эффективности выбранного им решения.

У Рона выдалась спокойная минута. Он сложил свое тощее тело пополам, выглянул из под колпака турели, высунув златокудрую голову и сильно щурясь. Свет в кабине казался ему болезненно ярким после напряженного всматривания в черный, негасимый калейдоскоп невыносимо холодных звезд.

— Не знаю огорчать вас или не стоит, — вслух как бы размышлял да прикидывал Рон.

— Лучше одерни куртку или подтяни брюки, а то твой пушистый пупок умоляет мой боевой дух, — срезал его Парс.

— Нам отстрелили приемно-передающую антенну. Наш» Джордано» аскопился, а вы все ржёте, — обидчиво шмыгнул носом Рон.

— Связываться ни скем не придется, — не громко, но так чтобы слышали все, предупредил Крейг.

За постоянной бравадой этих проверенных не одним боем людей скрывался не страх и даже не довесок оного, а побывавших в переделках и видевших всякую смерть солдат укор, которым чего-то не договаривают. Не считают нужным. Не доводят до сведения из высших соображений секретности.

«Значит обратного пути не будет? Миссия без возврата?» — вопрошали их глаза, а он не мог произнести в воздух даже то, что уже знал наверняка, чем наделила его разведка. Сложив из разрозненных данных то полезное, что легло в основу столь рискованного плана.

Все выглядело так, словно существовало некое обстоятельство, которое причиняло Крейгу острое неудобство, и о котором он не мог обмолвиться, но имел право умолчать, не разглашая. Спецслужба Перво землян придерживалась принципа необходимого знания. Если для успешного выполнения задания агентам или группе требовался определенный объем достоверной информации, в целях сохранения секретности наделять работающую по заданию группу избыточной информацией считалось неверным и опасно понижающим шансы.

Каждый знает только то, что ему положено знать.

Интерпретатор будущего потупился от стягивающейся к затылку оползающей боли. На что это походило? На что похоже то, в существование чего никогда не поверят многие из живущих на свете? На обморок, во время которого мозг начинает думать в десятки, в сотни раз быстрее. И легкость непринужденной распахнутой глубины сознания мчится сразу в несколько направлений. Проносящиеся навстречу друг-другу маховики неотреагированной, бессознательной энергии. Крейг называл это «гулом нейронов» в своей голове. Каждый волосок заостряется напряжением миллионов исходящих от тебя антен, и ты начинаешь подпитываться энергетикой случайных чисел. Произвольность въюжит сознание, цифры сцепляются углами и концами, образуя где цепи, где комковатые многомерные перекрестки вариантности. И в один миг эта кольчуга натягивается и рвется, уносясь прочь. И то, что остается-срастается намертво, как данность новой реальности. Остается только пробежать глазами и проследить за тем, что случится дальше… и промолчать о том, что могло бы быть.

Оракул-это разбуженный сон, где явь и грезы наносят тебе визиты, не предупреждая о своей принадлежности. Образные метаморфозы становятся подсказками для идеи увлекающей твою смелость. И лакуна боли сохнет, признавая твою победу, но только на этот раз.

Это всегда открытие по наитию и все неправда, что перестает верить в тебя, убеждая в обратном. Вероятностные потоки ложаться в дрейф, и ты становишься старше на один поступок. Обретая шальную уверенность в неуязвимости понятого тобой хода. В титанической, коварной борьбе людей, которые повержены, но еще не жалеют сдаваться. И обманываются, льстя себе, что могут играть на равных.

Крейг знал, во что обойдется его молчание и то, что он сказал было исключительно важно:

— Что бы не случилось, любой ценой найдите в Норингриме Астрела Сатерлана до пятнадцатого радовника.

Пол под ногами вдруг вздрогнул, точно космический корабль мчался по земле и перемахнул впадину, приземлившись на противоположный берег. Двигатели вскрикнули и изменили тональность. Иллари выровнял тангаж и бросил тревожный взгляд на Крейга.

«Как быть дальше?»

— Не думали же вы что нам предоставят безопасный коридор, — и улыбка прогулялась по лицу оперативного провидца, возвращая экипажу чуть под растерянную уверенность.

Он попрежнему ведал тем, что казалось недоступным. В его улыбке таилось что-то неприлично простое и довольное. Раздражающее не самоуверенностью а тем, за что ее принимали: снисходительной улыбкой невыносимого всезнайки.

Фраки поднаторели в этой войне. Они славно держали свое небо. Холодные тучи налетали на прозрачную преграду кабины и новые подкрученные туманные сгустки набрасывались на опускающийся корабль, вздымаясь от горизонта грозовым уступом. Превращая весь мир в одно знобкое осеннее ненастье. Корабль вновь тряхнуло. Инверсионные столбы длиннющими, клубящимися макаронинами вырастали с поверхности Фракены. Раздирались венчиком и оттуда взлетали мягкие полукилометровые жала с плазменным, устрашающего вида, мячиком на самом трепещущем неустойчивом кончике. «Джордано» приходилось отчаянно маневрировать меж шевелящихся колоннад, которые, казалось, подпирали все небо вокруг. Готовые в любой момент растаять и обрушить небосвод на крылья ревущей, ликующей птицы.

Иллари проглотил удушливый теплый комок и заставил «Джордано» скользить в повороте боком, останавливаясь» на ноже», и тут же делать вертушку долгим обратным штопором. После» эдельвейса» выполнять» кобру» и крутить «абракадабру» через «венчик безбрачия». Корабль кидался и уворачивался от клубящихся макаронин, которые никли, криво роняя безобразно длинные шеи и тем доставляли еще больше неприятностей мастеру высшего пилотажа.