Олег Будилов - Далекие острова. Трилогия (СИ)

Я замолчал и обвел свирепым взглядом притихших офицеров. Я встретил их, что называется артиллерийским залпом. Мне нужно было вдолбить им в головы простые правила, по которым все мы будем жить ближайшее время.

Мас покраснел и встал, стул под ним покачнулся.

— Извините, господин супер-лейтенант-моринер, я не хотел.

— Вы сделали это при подчиненных, — продолжал я, — Теперь ваша шутка, кстати не самая удачная, будет гулять среди моринеров. Они будут, как попугаи повторять ее всякий раз, когда увидят на борту егеря. Рано или поздно это приведет к столкновению, к банальной драке, которую нам с вами придется разнимать.

— Виноват, — промямлил Мас.

— Садитесь.

Он сел. Гат крякнул, прочищая горло, но ничего не сказал. Муки сидел с напряженной спиной и смотрел прямо перед собой. Бад старался не встречаться со мной взглядом. Кажется, до них начинало доходить.

— Мы оказались на одном судне. Нам с Вами предстоит делать одно дело. Мне не нужны разбирательства в походе, не нужны драки и склоки. Я требую от каждого из вас строгой дисциплины, взаимного уважения и строжайшего соблюдения устава.

Я сделал многозначительную паузу.

— Все. Вы свободны.

Я не хотел устраивать долгих обсуждений и мнение младших офицеров, в данном случае, меня совершенно не интересовало. Монолог, идеальная форма для того, чтобы донести свою мысль до подчиненных. Все, кроме Бада вышли. Он достал трубку, набил табаком и закурил.

— Ожидаешь неприятностей?

Я сел, взял вяло тлеющую сигару и подождал пока пепел осыплется.

— Да.

— Все будет нормально. Егеря, это конечно, не лучшее соседство, но как-нибудь все устроится. Будут плохо себя вести, устроим показательную порку.

— Официально они теперь входят в состав нашей морины и временно считаются десантниками. Оформи егерей, как четвертый взвод.

Я не хотел больше говорить об этом. Мы в армии, и здесь все предельно ясно, любая нештатная ситуация подробно расписана в уставе. Провинился, получи наказание, отличился, получи награду.

Сидеть в каюте не хотелось и мы вышли на палубу. Грузов на причале становилось все меньше. Портовики, понимая, что скоро отплытие, работали быстрее, начальник погрузочной команды суетился и подгонял людей. Интендантов нигде не было видно, видимо они перешли на корабль, разбираться с тем, что уже успели погрузить.

— Как ты простился с семьей? — спросил я у Бада, — все нормально?

Мы часто обсуждали семейные проблемы и были в курсе личной жизни друг друга. Собственно, у моего заместителя личной жизни не было. Сына, который жил у родственников покойной жены, он видел редко, а с женщинами у Бада не ладилось, поэтому раз в неделю он напивался и посещал офицерский бордель.

— Сын от меня отвык. Все время к теще жмется. Поговорил со мной две минуты, взял подарки и убежал. Понимаю, что родственнички ему про меня гадости говорят, а сделать ничего не могу. Не могу же я его в казарму забрать.

— Сам виноват, — сказал я, — редко дома бываешь. Деньги взяли?

— Деньги они всегда берут, а тут еще и золото. Но я им половину отдал, хватит с них, морды торгашные.

Мы помолчали, думая о своем.

— А твои как?

— Эн сказала, что уедет на остров. Надеюсь, что не передумает. Беспокоюсь за них.

Бад понимающе закивал.

— Все будет хорошо. Тебе повезло с женой. Она все сделает правильно.

Курить больше не хотелось, и я выбросил сигару за борт.

Бад легонько толкнул меня в плечо.

— Посмотри, это еще что за чучело?

На причале появился странный господин в очках. На нем был френч, пошитый на военный манер, бриджи и ярко-желтые высокие ботинки на шнуровке, в руках он сжимал большой дорожный чемодан. Он с интересом оглядывался, не зная, как поступить.

— Уважаемый! — крикнул я и махнул рукой, чтобы привлечь его внимание, — Поднимайтесь на борт!

— Кто это? — спросил Бад.

— Наверно ученый, которого обещали к нам прикомандировать. Я совсем о нем забыл, — признался я.

Действительно, странным господином, оказался сотрудник исторического университета. Документы у него оказались в порядке и часовой пропустил его на корабль.

Младшему научному сотруднику Аси было сорок шесть лет. Он был патологически ленив, поэтому продвинуться в науке не сумел, был в университете на вторых ролях, и когда адмиралтейству потребовался ученный, его безжалостно откомандировали в экспедицию Толя, потому что, как выразился ректор — «не жалко, если пропадет». Аси сначала очень испугался, но потом решил, что в поездке никакой особенной работой его загружать не будут и успокоился. Больше всего на свете он любил читать, и сидя в комфортной обстановке, рассуждать о чем-нибудь мало понятном. Свою точку зрения он старался не афишировать, и почти всегда соглашался с собеседником, поэтому считался человеком понимающим и приятным. Когда в армейскую среду попадает штатский, его сразу начинают опекать, как в гимназии дети возятся с котенком, так военные обожают наставлять «сухопутную швабру», замечая в нем легкую придурковатость, неспособность постоять за себя и относясь к нему с отеческой заботой, правда не без ехидства. В экспедиции ему было легко, он пользовался полной свободой, начальство не обращало на него никакого внимания и из поездки он вернулся отдохнувшим и полным сил. С собой Аси привез интересные материалы и зарисовки, и сразу из младшего научного сотрудника перешел в старшие. От него ждали диссертации, но дождались только тоненькую книжонку «Жизнь варварских племен на Диком острове». Предложение опять отправиться в поход, Аси воспринял с воодушевлением, тем более, что в последнее время в нем открылась тяга к авантюрам. Естественно, что об исчезновении экспедиции он ничего не знал. Его, конечно, смущало отсутствие информации об адмирале Толе, но он решил, что все связанное с экспедицией засекреченная военная тайна.

Ученного мы определили в каюту Муки.

Без десяти восемь нас пригласили на завтрак. В кают-компании собрались все офицеры и морские, и десантные. Нас представили друг другу. С помощником капитана я был уже знаком. Он вяло пожал мне руку и сразу ушел на свое место. Лейтенант артиллерист Гоц был высокий и худой, как палка. У него были длинные костистые руки, которые все время шевелились, словно хозяин не мог найти для них удобное положение. Он крепко стиснул мою руку и сказал, что рад со мной познакомиться. Механик — лейтенант Лас, был молчаливым тридцатилетним великаном. Он мало говорил, много ел и иногда застенчиво улыбался. Корабельный врач был маленький и худой. Раньше он служил на гражданских судах, поэтому ему все было радостно и удивительно, он всем интересовался и задавал сразу множество вопросов. Звали его Пор, он был с востока и смешно говорил, проглатывая окончания слов. Интендант был медлительный и занудный человек. Создавалось ощущение, что он все время что-то про себя считает, и что результат постоянно не сходится. Когда взаимные приветствия закончились, и мы, наконец, сели за стол, капитан встал и сказал тост в честь дорогих гостей, с которыми команде придется провести в море несколько замечательных месяцев. Мы выпили и принялись за еду. Нам прислуживал стюард в накрахмаленной белой куртке. На завтрак подавали жаренную камбалу, маринованную селедку, салат из водорослей фру с оливковым маслом и моллюсками, свежий хлеб и сыр. Вино было хорошее, но я выпил всего один бокал и сразу попросил чаю. Слева от меня сидел доктор Сол, а справа Бад. Мой заместитель, как всегда, ел за троих. Так получилось, что флотские оказались по другую сторону стола. Я с интересом разглядывал моряков. У артиллериста Гоца на кителе была желтая нашивка, говорящая о тяжелом ранении. В десанте подобные знаки не уважали и обычно к френчу не крепили. Вообще, я видел такие нашивки во время войны всего несколько раз. «Интересный господин», — подумал я, — «война давно закончилась, а он все еще гордится своими ранами».