Андрей Мансуров - Три сказки о Городе Теней, и одна – о прекрасной принцессе

Вот и базарная площадь. Кривыми рядами кое-как расставленные лотки: с зеленью, фруктами, овощами. По периметру площадь окружают заведения посолидней, даже крытые настоящими крышами-навесами: кузницы, пекарни, пошивочные, гончарные мастерские, лавки с маслом, мукой, рисом, ячменём… На уши давил гомон тысячеустой толпы – все оживлённо торгуются, пока солнце не поднялось высоко, и не сделало пребывание в замкнутом пыльно-прогретом пространстве невозможным. Запахи экзотических приправ – зры, кинзы, перца, лавра, чеснока и кашниша – остро били в ноздри, не позволяя ошибиться, что ты на базаре, даже если б не было выкриков зазывал и гула от торга.

Он двинулся мимо мастерских кожевников, медянщиков и гончаров, вперёд – туда, где была лавка усто Вахида. В которой числился учеником его намеченный кандидат.

Да вот и он сам – выходит с огромным мешком в руках, перекидывает бережно за спину: похоже, пойдёт вон за тем шустроглазым нагловатым парнем, очевидно, чьим-то слугой, присланным забрать заказ. Отлично. Он пойдёт за ними, и когда заказ будет передан, Хассан окажется полностью в его распоряжении: без свидетелей и шумной толпы вокруг. Всё, как он и хотел!

Только вот ждать этого момента пришлось почти час. Потому что тащиться за парочкой пришлось на другой край города, и даже выйти за его пределы в Предместье: к виллам, стоящим по берегу канала Анхор, где располагались только дома приближённой знати, да хорошо разжившихся купцов, и содержателей караван-сараев – тех, что смогли, словно хищные пиявки, присосаться к Великому Шёлковому Пути.

Похоже, мальчишке сунули-таки медный обол – вон, пробует что-то на зуб…

Пора.

– Хассан!

Он с опаской и, пожалуй, излишне резко, оборачивается. Подойти поближе.

Но не слишком – чтоб не напугать.

– Ты хотел бы заработать ещё? Заработать много? Так, чтоб хватило и сёстрам на белую лепёшку, и матери на леченье?

– Кто… Кто ты такой, незнакомец, и откуда всё про меня знаешь?! – лицо испуганное и злое одновременно: словно у загнанного более сильным противником в угол крысеныша. Чумазого, задёрганного тяжёлой недетской работой, и голодного, но обладающего определённой гордостью, не позволяющей сдаться и сразу начать угодничать, крысеныша! Вот и хорошо. Значит, он не ошибся в выборе.

– Я – из Магриба. А знаю про тебя всё – потому, что я – чародей. Маг, говоря проще!

– Да ну?.. – вот уж неприкрытого скепсиса в голосе слышится на два динара! А молодец парень. На мякине не проведёшь! И хорошо. Глупец или подлиза не подошёл бы.

– Вот тебе и «да ну»! Смотри туда! – он вскинул руку в знаке Хурд, произнёс шёпотом заклинание. Тотчас росший в пяти шагах от них куст вездесущей верблюжьей колючки исчез в огненной вспышке, и мгновенно на его месте оказались только чуть тлеющие и дымящиеся угольки и немного золы, уносить которую сразу начал неугомонный ветер…

– Ух ты… Зд о рово. А… А вы и с людьми так можете? – а молодец ещё раз. Зрит в корень! Значит, понимает, что с магом шутки плохи. Только вот зря ковыряет пальцем в ноздре… Может, с перепугу?

– Разумеется. Но для людей я обычно применяю другие средства. Не столь заметные окружающим. – он выразительно посмотрел в глаза мальчишке, – теперь ты согласишься выслушать… Моё предложение?

Ещё бы ему не согласиться!..

На следующий день рано утром, убедившись, что никто их не преследует, они вышли через Южные ворота. Сначала шли по большой дороге – разбитой колёсами и копытами пыльной ложбине.

Затем свернули на очередном повороте прямо в пустыню.

Хассан терпеливо молчит, только изредка на него искоса, незаметно, поглядывает: знает, что спросить можно и вечером, когда они расположатся на ночлег. А пока лучше помолчать: и силы сбережёшь, и пыль в рот не набьётся. Да, парень-то… Не по годам развит. Похоже, у него за всеми заботами о семье и хлебе насущном для неё, было время подумать над жизнью. И как в ней лучше устроиться так, чтоб не тратить лишних сил.

Вечером всё равно пришлось рассказывать, поскольку ужин греть нужды не было: лепёшки и сухофрукты отлично запиваются и сырой водой.

– … под старость лет совсем спятил! Ближайших приближённых из знатнейших и древнейших родов – приказал казнить! Советников и Визиря больше не слушал. Вернее, слушал на Советах, что они говорят, но потом делал всё так, как хотел сам. Не считаясь с последствиями. С соседями вечно воевал. Потому что дочерей их брать в официальные жёны отказывался. Причём ответ послам давал часто самый унизительный: у меня, мол, даже наложницы выглядят лучше, чем их балованные и нарумяненные овцы! Что? Конечно! За такое не то что лично – а и совместными силами всех оскорблённых папаш нападёшь! И нападали. Да только зря.

Потому что войско у Абдунаби-хана было буквально несметным! А уж силой, выучкой и храбростью его сардоров никто не то что превзойти – а и сравниться не мог! Отличная была армия. Почему – была? Потому, что как раз вот из-за армии это и случилось – то, что я тебе сейчас расскажу.

Султану Абдунаби тогда сровнялось шестьдесят. Живи, вроде, и радуйся: всё есть! Страна богатейшая! Воды – вдоволь, так что и хлопок, и зерно, и даже рис на заливных полях отлично растут. Торговля процветает. Соседи пикнуть не смеют: а ещё бы! После каждого нападения от их земель откусывался добрый кусок, да присоединялся к султанату! Вот и терпели, оставаясь со своими дочками-то непристроенными…

Однако взяла тут нашего Султана гордыня. (Ну, вернее, она и раньше-то у него водилась. Но сейчас это оказалось нечто совсем уж дикое!) Хочу, говорит, стать бессмертным! И ладно бы – говорил. А то – и отправил на Восток посольство. Из именитых прихвостней-приближённых да хорошо вооружённого войска: на случай, если не удастся нужного знахаря миром склонить приехать. С самим Визирем во главе – чтоб, значит, попытаться вначале. Уговорить миром.

Для такого случая и дары несметные на повозки нагрузили – чтобы, значит, вначале попробовать золотом приманить того, кто знал секрет бессмертия. И его Повелителя…

А секрет, вроде, и правда – имелся.

Слухи-то одно конкретное название указывали: «Линьцзянь»!

Говорят, долго Посольство туда ехало. Полгода. Сложно им было, на неведомых землях-то… Ну, сардоры у Абдунаби опытные и крепкие. Прожжённые ветераны. Незнакомой пищи не ели, из грязных луж не пили. На перевалах ледяных тёплые плащи одевать не брезговали. Здоровье берегли, словом. И силы на грабёж местного населения-то – не тратили: еду с собой везли.

Добрались до Линцзяна этого в целости. Местный мандарин как увидал под стенами такую силищу, сразу согласился на переговоры. Ну а переговоры…

Даром, что Абдунабийские дипломаты самые сладкоречивые и хитро…опые! Словно уж – извиваются, словно канарейки – поют, с три короба наобещают!..