Владислав Жеребьев - Марланский квест [СИ]

— И правда, Серый. — Полковник прокашлялся в кулак и с осуждением взглянул на агента Подольских. — Мы тут на каких-то птичьих правах. Обижать нас тут никто вроде не думает, но и выпускать не спешат. На входе стоят два здоровых лба, который при любой попытке покинуть помещение трясут своими бородами, не давая выйти, и бубнят что-то про своего командира.

— Успокойтесь господа. — Вид у Серого был победоносный и он, о чудо, начал проявлять хоть какие-то эмоции. Видимо и правда, новость которую он принес, казалась ему важной. — Тут не так все просто. Мы с Кимом немного посовещались, он дал приказ осторожно перетрясти архивы и потянул кое за какие ниточки и похоже мы нашли то что искали. Правда тут есть одна проблема.

— И какая же? — Без особого энтузиазма поинтересовался Амир.

— Оракул. — Хитро улыбнулся Серый. — Самый загадочный, влиятельный и опасный человек во всем пригорье. Именно он, и только он, может помешать нашей миссии. И так уж сложилось, что у него ключи к нашей пригорной загадке.

— И какие же интересно ключи? — Нетерпеливо поинтересовался я.

— А такие. — Улыбнулся Серый и присев на край нар вытащил из-за пазухи свиток. — Нате вот, почитайте. Перехвачено бойцами Кима пока вестовой оракула харчевался в таверне, и переписано дословно. Ким вообще следит за оракулом, так как дружат они друг против друга давно, как враждовала бы церковь с силовиками, однако на депешу эту он внимания не обратил, и только оценил ценность этого документа.

— Дайте мне. — Амир отнял свиток у Серого и развернув его, бегло пробежался по ровным убористым строчкам. — Бред какой-то резюмировал он. Какие-то проходы, какие-то отметки. Ничего понять не могу. Может шифр какой-то?

— Может шифр. — Серый, лучась довольствием и пестуя чувство собственного величия, откашлялся и ровно, по написанному, принялся выдавать информацию.

«Довожу до сведения его преподобия, оракула Пригорного и горного, и иже с ней территории, почтенного Бару Зима, что работы по продвижению и подкопу по сектору, ближнему к основанию забвенной точки идут полным ходом и не позднее третьего дня лета будут закончены. Задержки, вызванные оплывом почвы и близостью источника устранены инженерным обходом с использованием стропил из железного дерева, а сопутствующие газы выведены в отвод, так что смертность рабочих-землекопов снижена так же.»

Ниже подпись и дата. Данное сообщение было перехвачено четыре года назад.

— Ну и что же это нам дает? — Расстроился я. — Какие-то землекопы копают какую-то яму. Может они погребли строят.

— Читаю дальше. — Улыбнулся Серый и перевернул страницу.

«Довожу до вашего сведения, что работы по проходу к сектору основания забвения завершены и мы столкнулись с очередной проблемой. Проблема эта заключается в основании забвения. Ближний край все так же опасен и приближение к нему привело к гибели трех рабочих, однако инженерная поправка в три градуса позволила подойти к точке ближе, и там оказалась непреодолимая преграда из метала, схоже с тем, что падает с небес погибшими звездами.»

— Уже интересно. — Оживился Амир. — Но ты не молчи. Дальше давай.

— Самому интересно, — хмыкнул серый. Некоторое время он перелистывал страницы, ища что-то в тексте и попутно бормоча себе под нос. — Так, это не интересно, это отчеты. Это запрос дополнительно финансирования. Это вроде вообще меню. Вот, вот оно.

«Третьего дня осеннего месяца круговой туннель под забвенной точкой очертил ее, и мы с точностью можем судить что имеет она очертания квадрата, и имеет отдельную дверь, вскрыть которую мы пока не можем. Так же на одной из стен забвения обнаружены загадочные письмена, аналогов которым мы не нашли не в одном из местных наречий. Ниже я привожу точную копию этой надписи, для вашего светлейшего изучения».

Развернув лист, Серый вновь ухмыльнулся, представив на обозрения рисунок неизвестного художника.

Суздальский довольно хлопнул по коленям. Амир восторженно хлопнул в ладоши, а на душе у меня вдруг стало легко и празднично. Рисунок, сделанный в плохом освещении, но тем не менее весьма кропотливо, сначала показался мне какой-то арабской вязью, но чем дольше я всматривался в него, тем четче вырисовывались знакомые очертания. В точке забвения, неизвестном пока для меня месте, землекопы обнаружили надпись на кириллице и означала она не что иное как «ЯСТРЕБ ОТСЕК — 12».

За всем за этим мы забыли про барона Яроша Грецки, отчаянного смельчака, рубаку, весельчака и сорви голову, который остался вынужденным гостем у Урук-Хана. Оставлен он был несколько недель назад, и надо отдать должное хозяину, весьма неплохо проводил время. В первый день барон встал по привычке в пять утра, и стряхнув последний сон, с удовольствием отметил рядом с постелью чистую тряпицу и таз с чистой водой, которые ему принесла прислуга. Умывшись, почистив зубы и как следует, до красноты, растерев могучий торс тканью Грецки вдел себя в местный балахон, и отправился по степному лагерю в поисках еды и развлечений.

Удивленные взгляды степной братии сначала несколько раздражали, но осведомленные о нахождении в стане чужака, воины не нарывались, а барон предпочитал не лезть на рожон. В один момент ему даже показалось что его оставили на произвол судьбы, и он был предоставлен себе, однако едва он направился прочь из лагеря, как в воздухе послышался свист, и жесткая волосяная петля упала на плечи.

— Урук-Хан велел не ходить далеко, большеглазый. — На удивление сильный рывок повалил барона на землю, и над ним нависла, сначала лошадиная, а потом и степная морда. Первая показалась Грецки симпатичней, а вторая разумней.

— Да я так, — скривился поверженный на землю воин. — Только на минуточку, до ветру сгонять. Вы же не прудите около палаток, так и мы, подданные его величества Матеуша к отхожему месту тоже приучены.

Лицо кочевника на секунду отразило борьбу мысли с приказом, и победив их природными дарованиями он кивнул куда-то за бархан.

— Большеглазый туда идет. — Выдал он, хищно прищурившись. — Идешь лево, идешь право, стрела в спину. Прыгаешь, болт в голова. Понятно?

— Да куда уж понятнее. — С омерзением сбросив с плеч петлю, барон поднялся и отряхнув с балахона пыль, с чувством собственного достоинства отправился в отхожее место. Чисто технически посещать его барон не собирался, но отказавшись он точно распился бы в собственной неудаче, так что пришлось топать в указанное место и напоказ мочиться веером, чтобы чертовы ускоглазые знали, каков королевский подданный.

Далее пеший экскурс по лагерю продолжился, и решив, что на сегодня унижений достаточно, Грецки отправился в шатер Урук-хана.

Хозяин, бодр и свеж, встретил гостя радушно и барским жестом указав на топчан рядом с тобой, осветил палатку белоснежной улыбкой.