Владимир Ильин - Напряжение растет

— А это кто? — Рискнул я спросить у зашедшей проведать Веры Андреевны.

— Память, которой нет, — мельком глянув на портреты, поспешила она вернуться обратно на кухню.

Невольно задумаешься, что хотели сказать. Тем и занимался, пока в тарелке не обнаружились вареники, положенные щедрым жестом. Солидную горку украсил золотистый брусок сливочного масла, тут же принявшийся красиво таять. Аромат же мобилизировал все силы организма для максимально быстрой работы вилкой.

— Не отвязывайте меня, — выдохнул я, расслабленно растекшись по стулу. — Я хочу тут жить.

Тарелка вареников была побеждена целиком и полностью, и если живот, казалось бы, уже не мог принять больше, то мозг жаждал нового штурма. Потому что это было очень и очень вкусно. Настолько вкусно, что невольно выступила слеза, стоило получить добавку в ответ на лестную фразу.

Приятно муркнул телефон по левую руку. Не глядя, уцепился за него и нажал на зеленую кнопку, уже позже спохватившись, что телефон не мой и звонят тоже не мне. Но это оказался Федор.

— Федор, я нашел нам бабушку.

— Да? — с легким недоверием отозвался брат.

— Поверь мне, я пробовал эти вареники, это точно она. — подцепил я новый вилкой. — Срочно приезжай или можешь не успеть!

— А что с ней?!

— С ней все отлично, но вареники стремительно кончаются. — Подцепил я на вилку второй про запас.

— Но машина уже без меня отправилась, — погрустнел он.

— Не переживай, будет бабушка — будут и вареники! — Подбодрил я брата и завершил вызов.

Со стороны двери послышалось веселое фырканье — там, привалившись к косяку двери, по-доброму улыбалась Вера Андреевна.

Заметив взгляд, она подошла сзади, одним движением развязала узел фартука, оставив его по-прежнему у меня на плечах.

— Родственников не выбирают, — потрепала она меня по волосам.

— Это ваши? — указал я на незавершенные портреты.

— Да, наверное, — вздохнула она. — Так и не смогла ни одного вспомнить.

— Давно вспоминаете? — отложив вилку, поднялся я на ноги и подошел к картинам поближе.

— Больше двенадцати лет. С тех пор, как очнулась на берегу реки. — Встала она за спиной.

— Они вас тоже не нашли?

— Может, их и не было никогда.

— Значит, как бабушка, вы свободны? — Деловито уточнил я, поворачиваясь.

— Ты очень добр, — вновь фыркнула она смешинкой. — Но вкусные вареники — еще не повод считать родственницей.

— А как у вас с запятыми?

— Вот уж на что точно сохранилась память. — окинула она взглядом стеллаж с учебниками по русскому языку и литературе.

— Значит, вопрос решен. — Подтвердил я.

— Так не бывает.

— Детей ведь усыновляют?

— Но это делают взрослые, готовые принимать решение и брать на себя ответственность. А ты — всего лишь обычный мальчик.

Где-то вдалеке послышался солидный гул.

— Я готов брать ответственность.

— Спасибо, но я остаюсь. — одарив улыбкой, она отрицательно покачала головой.

— У вас тут есть незавершенные дела? Работа?

Гул рос с каждым мгновением, отражаясь дребезжанием стекол.

— Нет, но тут мой дом.

— Там тоже будет ваш дом. А еще у нас недавно появился щенок, совсем еще юный.

Женщина невольно обернулась в сторону двора, но тут же выпрямилась, мгновенно став строже и уверенней.

— Здесь — память.

— Которой нет? — Поднял я бровь.

— Когда-нибудь я вспомню. — сжала она губы упрямо.

— Для памяти полезны путешествия и новые места. А у меня много синей пасты и бумаги.

— Пойми, мальчик, в мире не все зависит от моего или твоего желания…

В это момент гигантская тень рухнула на площадь, и под завывание разрезаемого ветра уступила место двум винтокрылым боевым машинам.

Вера Андреевна ошеломленно повернулась к окну.

— Это за мной, — успокоил я ее, увидев бортовые номера. — А значит, вряд ли будет много времени на уговоры. Поэтому, пожалуйста, перед тем, как дать окончательный ответ, подумайте над самым важным вопросом: если я сейчас навсегда уйду, кто тогда будет есть ваши вареники? — Внимательно посмотрел я ей в глаза.

В вертолете шумело даже через массивные наушники. толстые стекла иллюминаторов показывали скучную застройку, а офицер, который нас встретил, прикидывался говорящим только на испанском, оттого за штурвал меня так и не пустили.

Путь, который по земле занимал несколько часов, уместился в пять минут, и уже совсем скоро мы зависали над грандиозным колодцем диаметром в три сотни метров со стенами из камня толщиной в шоссейную трассу. Как ни крутил головой, я так и не отыскал ни одних ворот в серых стенах; ни одна дорога не подходила к массивной постройке. Внутри же стен виделись аккуратные домики, утопающие в зелени; был собственный пруд, два круга с буквой «Н» посередине и ангарами рядом; даже для коротенькой взлетной полосы отыскалось место.

Вокруг же был самый обычный город, только будто бы повернувшийся к высоким стенам спиной — здания стояли окнами в другую сторону.

— Как и говорил, тут на несколько дней, а потом уже домой. — Произнес я в микрофон внутренней связи.

— Я помню, — прошептала Вера Андреевна почти беззвучно, касаясь иллюминатора кончиками пальцев. Будто бы и не мне.

Яблоко сочно хрустнуло, брызнув на завитые усы и бородку соком. Глаза мужчины невольно прищурились от сочного удовольствия,

— Вот, а вы говорите, — вежливо укорил я солидного господина в нелепом по такой погоде фраке, приставленного к нам гидом.

Тот, наверняка, вновь захотел ответить, что им не положено брать плоды с хозяйского дерева, он не голоден, да и вообще яблоки ему вовсе не нравятся. Но будучи культурным человеком, постеснялся говорить во время еды.

Тем более, что запретов я вовсе не нарушал — яблоки взяты не с дерева, а собраны с травы. Целая поляна красных, налитых спелостью плодов обнаружилась в уголке сада, возле холодного до ломоты в зубах ручья. Там, правда, была какая-то грозная табличка на испанском с тремя восклицательными знаками, но раз этот язык проигнорировал мои просьбы попасть в кабину пилота, то и я с ним решил не разговаривать. Да и как пройти мимо такого богатства? Так что совсем скоро небольшая часть урожая наполнила отворот футболки, а чуть позже перекочевала в корзину.

— Теперь эта юная леди перестанет ходить по бортику стены? — Прожевав, просительно произнес смотритель.

— Вы кушайте, оно вкусное, — предложил я ему вернуться к трапезе, а Светлана сделала еще один пируэт, красиво замерев одной ногой над пропастью.

Смотритель отчаянно вцепился в яблоко, желая проглотить его целиком. Но это он зря — во-первых, так невкусно, во-вторых, у меня еще целая корзина. В-третьих, за его спиной Федор с Пашей деловито сматывали c внешней части стены самодельную веревку. И пока не смотают — Светлана будет танцевать в свете заходящего солнца на самой грани, приковывая взгляды смотрителя и охраны. Высота в семь этажей, выветренные камни под острым каблуком бежевых туфель, и резкий ветер, подхватывающий края платья — было, из-за чего в восхищенном волнении замереть сердцу, не обращая внимания на остальной мир и двух товарищей в частности.