Александр Диденко - Арка первая: За чертой мести (СИ)

Мы не пойдем вперед?

Нет.

Но Джей… Ты говоришь, он хочет мстить, значит, будет там, где дома, чтобы сразу смыться, верно? А тут площадь…

Хаук растерянно посмотрел в сторону арки, где приветственные вопли звучали громче и уже виднелись лидеры парада. Механик же качнул головой, напряженно всматриваясь в толпу напротив.

Нет. Он не будет никуда убегать. Не станет действовать и втихаря. Джею нужно зрелище. Ты же видел, как он был одет, когда выходил? Идеально вычищенные ботинки, даже шухер свой на голове пригладил, да.

Ну… Месть это же убийство. Разве можно так взять и убить на глазах у всех?

Право Крови, только и сказал Страйд, махом вызвав в памяти все, что говорил тогда «внешний». Каждый вольный жаждет убить хоть одного импа… и не Джею об этом судить, так, кажется?

Теперь те слова приобрели другой, страшный смысл.

И в голове осталось только одно слово: казнь.

Очень скоро здесь состоится казнь. Показательная. Страшная. Дикая из-за своих исполнителей. Шутка ли? Лидер отряда, прославленного спасенными жизнями, и один из высших офицеров?

Но на то, чтобы думать, времени больше не осталось.

Если раньше с одной стороны на них шел шум, приближающийся со скоростью парада, то теперь с другой дьявольской волной надвигалась тишина.

Джереми Расселл.

Непривычно спокойный. Непривычно серьезный хотя казалось бы, уж куда больше? Непривычно собранный. Непривычный весь от идеально сидящей формы до размеренного шага. Не строевого, нет.

Парад остановился как-то сам. О, безусловно, его лидеры узнали того, кто когда-то имел право находиться с ними на одном пьедестале.

Тишина звенела торжественным звоном.

Люди, из-за формы и реакции Командующих без сомнения поверившие, ждали праздника куда большего, чем тот, что им обещали. Возвращение легенды, как же! Хаук шкурой чувствовал этот предвкушающий восторг, в свете его собственных знаний отдающий липким кошмаром.

А Джей заговорил.

И стало по-настоящему холодно.

Не приветствие, не обвинения, не приговор звучали имена. Тридцать пять имен, список которых завершали два одинаковых:

…Мэй Расселл. Джереми Расселл.

Один из тех, кто стоял во главе отряда, начал пятиться, еще когда прозвучало первое имя. И отступал, делая шаг на каждое из следующих. А остальные расступались, осознавая происходящее куда лучше всех присутствующих вместе взятых.

Джей все так же шел вперед. Не сбившись с шага, не изменив его темпа. Наступал. Не остановился, даже когда этот Ферро оступился, упал и начал отползать, не в силах больше подняться на ноги. От страха. Хаук понимал этот страх. Не понимал только звучавшего в голосе Расселла ледяного спокойствия ведь всего пару дней назад сам слышал непримиримую жгучую ненависть.

Лидер «К-9» остановился в шаге от приговоренного, будто чего-то ожидая.

И Ферро не обманул. Дрожа выпрямился, встал на колени и опустил голову, хрипло произнеся:

Я прошу… у тебя прощения.

У меня?

У них, Ферро сглотнул и вновь затрясся от жуткой дрожи, у них всех.

Да? Перечислишь?

Ответом стала тишина. Ферро не помнил имен. Не мог вспомнить или не стал запоминать, уже не важно. Не смог даже повторить, хотя только что слышал каждое. И Джей знал, что так будет. Хаук отчего-то был уверен знал.

Что ж… Уже не важно. Предательства не прощают. Но… может тебе удастся вымолить прощения у них лично.

И Джей обнажил клинок.

По короткому лезвию в веселом танце запрыгали искры красная и голубая. Электричество и огонь. Чистая неадаптированная и неусмиренная энергия.

Хаук хотел кричать. Перепрыгнуть чертово ограждение, выбить оружие у этого психа. Все, что угодно, лишь бы не дать нарушить один из высших запретов.

Ни одна мышца так и не дрогнула, не подчинилась.

Джею попытались помешать имперские: вперед кинулся кто-то из отряда Ферро. Но здесь, на территории вольных, вольных же и хватало. Сами Командующие не позволили мешать суду. Прервать казнь.

Остановить безумный выбор того, кто все эти пять лет теперь Хаук это наконец понял жаждал лишь смерти. Двух. И сделал их… такими.

Но еще не время.

Тишины давно не было над площадью разнесся дикий безумный крик, полный боли и ужаса. Огненно-голубые искры танцевали вокруг Ферро диковинным фейерверком, обжигая и изменяя тело, заставляя его дергаться в безумной агонии, сдерживаемой лишь мертвой хваткой того, кто сегодня стал палачом. А Джей все так же спокойно считал до десяти.

И лишь после этого высвободил клинок, безразлично добавив:

Он не заразен, можете проверить. Я тоже.

Кто-то из командующих кивнул. Кто-то достал и спустя пару мгновений спрятал странное устройство и тоже согласно наклонил голову.

Крики уже смокли, сменившись булькающими хрипами. Но не агония. Не в силах отвести глаз, Хаук смотрел, как гниет, тлеет и сворачивается кожа, преломляются мышцы, искривляются кости и меняют цвет плоть и кровь. Это и есть «пустынка»? Человека в этом… еще живом существе теперь выдавала лишь имперская форма.

Кто-то из участников парада не выдержал, шагнул вперед, поднимая уже свое оружие, чтобы прекратить этот ад. Избавить от мучений. И опустил, тупо уставившись в дуло револьвера Джея.

Не смей. Отправишься за ним.

Но… это же…

Медленная мучительная смерть. И осознание: ты не умираешь, тебя забирает Пустошь. Клетка за клеткой, мгновение за мгновением. Никому не сметь прерывать это «пустынка» сама решит, когда этот ублюдок сдохнет. Сдохнет ли вообще. Не волнуйтесь, скоро тут появятся медики и все уберут. Мое последнее желание: Ферро пустят на опыты.

С этими словами Джей снял пояс с оружием и передал его понятливо шагнувшему вперед вольному.

Я… не хочу надевать на вас наручники, тихо произнес тот, принимая перевязь как какую-то реликвию.

И не надо. Я знаю закон. Я не буду сопротивляться.

Во вновь опустившейся тишине сквозь толпу аккуратно протолкались медики. Несколько минут и о произошедшем не говорило почти ничего: лишь новый участник шествия и лица тех, кто стал свидетелем самой страшной из совершенных казней.

Впервые парад должен был закончится для одного из участников плахой.

Джей поднял на глаза свои зеркальные очки и теперь шел наравне с главой парада, улыбаясь как ни в чем не бывало. Никому и в голову не пришло ему мешать. И кто знает, какими в этот момент были его глаза.

Но эта улыбка была настоящей.

Самой настоящей и искренней за последние пять лет.

Хаук сидел один в центре комнатушки на втором этаже, с ногами устроившись на прорезиненной подстилке Джея. Сидел и буравил взглядом дверь, будто ожидая, что та вот-вот откроется и проклятый соседушка войдет как ни в чем не бывало, разумеется, тут же согнав высотника с нагретого места.