Игорь Ветошкин - Игра в жизнь. Этап первый (СИ)

— Мне бы тоже не помешало, — вдруг решил Джери, нервы у которого после смерти Майка были напряженны до предела и готовы были лопнуть.

— Ну, так в чём же проблема, у меня денёк тоже не из лучших, — Уильям поднялся, залпом осушил свой бокал, и направился к боксёрским грушам, в конце зала.

Открыв свой шкафчик, Редуэй достал оттуда трое пар боксерских перчаток, и дал две пары своим гостям.

— Спасибо, но я хотел бы своими, — вежливо отказался Роб, достав из сумки, где было всё награбленное добро, ворованные перчатки Стального кулака.

Джери посмотрел на орудие убийства с презрением, а на Роберта с недовольством, чуть ли с не ненавистью. Тем не менее, парень надел эти красивые и гипнотизирующие перчатки, и сразу почувствовал какую-то силу, и уверенность, настроение приподнялось, и он улыбнулся.

— Как знаешь, — протянул Уильям, с интересом глядя на перчатки Роберта, и надел свои.

Джери стал в стойку, и двоечкой примерился к груше. Пока Уильям разминался, Джери набился всласть, и тяжело дыша, осел на мягкий диван. Редуэй усмехнулся, и начал наносить по груше сильные увесистые удары, от чего она сильно отклонялась, а цепь с крупными звеньями скрипела. Груша была длинная, почти до пола, и очень тяжёлая, возможно наполненная песком, тем не менее, удары Уильяма казались сильными.

— Хух, хорошо, — расслабившись, заявил Редуэй, видимо он и вправду выпустил пар, и даже сразу подобрел, — Давай парень, Джери говорил, что ты хороший боец, хотелось бы мне встретиться с тобой на ринге!

— Возможно, как-нибудь, потом, — неуверенно ответил Роб.

— Ну, побей грушу не стесняйся, хочу посмотреть на твою технику.

Уильям занял место на диване рядом с Джери, и принял позу зрителя. Роб решил начать с двоечки, сначала несильный отвлекающий удар с левой руки, а потом нокаутирующий правой. Парень стал в стойку, и ударил. Груша сложилась, чуть ли не пополам, сильно отклонившись к стене, а Роб уже наносил второй удар правой рукой, и это оказалось для груши смертельно. Звякнули звенья цепи, груша оторвалась, порвавшись почти посередине, и отлетела к стене. Пока этот уже бесформенный мешок из качественной и плотной ткани, истекал песком, Джери и Уильям смотрели на это внушающее зрелище, открыв рты.

— Матерь божья! — воскликнул Редуэй, подскочив с дивана.

— Что так стряслось? — крикнул бармен из-за своей стойки.

— Всё в порядке, я оплачу! — ответил Уильям, даже не оглядываясь.

— Это… Это случайно, — оправдывался Роб, не зная, как прятать свои руки в перчатках.

— Случайно? Ты хочешь сказать, что порвал такую цепь, и грушу из плотной ткани пополам, случайно? — взгляд Уильяма стал хищным, он смотрел на руки Роберта в перчатках с жадностью и нетерпением, — Откуда они у тебя?

— Что? Перчатки? Да это обычные перчатки, Уильям, — Роб подался назад, чувствуя угрозу.

— Брось, дружище, — Джери положил руку Уильяму на плечо, — Мы украли их у Стального кулака, обычные перчатки.

— У Стального кулака, говоришь? — протянул Редуэй, не сводя взгляда с чёрных бархатных перчаток, — Продай их мне.

— Что? НЕТ! — крикнул Роб, отскочив назад, словно на него могли наброситься и отнять силой.

— Они нужны мне, — протянул Уильям.

— Они не продаются! — заявил Роб.

— Джери? — наконец, Редуэй перевёл взгляд на своего друга.

— Брось, мы тебе и без этого много добра принесли, давай решим этот вопрос на трезвую голову в спокойной обстановке, сейчас эмоции нам ни к чему, на нас и так уже смотрят.

Доводы были весомыми, на друзей и вправду уже вовсю глазели постояльцы. Уильям ненадолго задумался, а потом так резко переменился в лице, как будто ничего и не произошло, будто он и не бросал на Роба испепеляющего взгляда, и не был готов вцепиться тому в глотку, лишь бы заполучить желанные перчатки.

— Наверное, я сегодня просто устал, — ответил он, — а цепь была ржавой, я это давно заметил, — и все бросили мимолётный взгляд на блестящую новую стальную цепь, звено которой порвалось, словно было из пластика или пластилина, — пойдемте, выпьем!

Все сразу расслабились, и об инциденте забыли, только Уильям решил для себя: «перчатки будут моими!»

Дружелюбно пообщавшись, и выпив достаточно спиртного, друзья вскоре поднялись в комнату Уильяма. Это было такое же шикарное помещение, как и вся гостиница, с красивой резной мебелью и богато обставленной, был даже балкон, с которого открывался красивейший вид на Вегас. Роб предпочёл себе диван, но ложась спать, подложил перчатки себе под голову, желая ночью одеть их. Уильям и Джери легли на двух кроватях неподалёку, и все уснул сразу, все кроме Роба. Парень ещё долго мучился в мыслях о этих перчатках, чувствуя их энергию и какую-то магическую силу, но когда он надел их, перед глазами всплыло лицо того полицейского в переулке, которого Роб убил одним несильным ударом. Господи, на что же способна эта вещь? Какие силы скрыты под этой бархатной чёрной тканью? Глаза Роба уже начали смыкаться, как вдруг Уильям поднялся с кровати, внимательно смотрел на Роберта, и поверив в то, что парень спит, разбудил Джери. «Заговор!» — пронеслась паническая мысль в голове боксёра, и он уже готов был дать отпор, полностью веря в силу своих перчаток. Но Джери и Уильям направились на балкон, где мирно закурили, и вели разговор шёпотом. Боксёр слышал их плохо, из-за шума большого города, который заглушал всю беседу, но он готов был поклясться, что речь непременно идёт о нём, а в первую очередь о перчатках. На душе у парня стало так тоскливо и пусто, эх Джери, как же так? «Я верил тебе, ты был мне, как отец, мой наставник и учитель, а теперь готов продать меня? Ради каких — то перчаток, готов забить на нашу дружбу?» Взгляд Роба блеснул ненавистью.

Синди Ли была бегуньей, она посвятила всю свою молодость спорту, но в свои двадцать три года она не срывала звёзд с неба. Она выступала на соревнованиях, одерживала победы, но никакие рекорды, а особенно мировые, как она мечтала, были ей не по силам. Жила она в небольшом провинциальном городке, где и училась, и занималась спортом. Родители, а вернее обе её матери, которые в своё время удочерили трёхлетнюю Синди, к её спорту и увлечённостью мальчиками относились с презрением, и встречали любую попытку высказать своё мнение скандалами. И так у Синди формировались комплексы, и ощущение неполноценности. Уже и не счесть сколько раз она приходила в церквушку и молилась, что бы Господь смилостивился над ней и послал нормального отца, как у других детей. С мальчиками, которых так настойчиво отбивали мамы, у девушки тоже были проблемы, слишком она была избирательной и придирчивой, и характер у Синди, к слову, был трудный. Проблема воспитания, комплексы, отношение окружающих, сложно сказать, что испортило характер Синди, но стоит признать, что она была очень доброй, и набожной. Будучи довольно мягкой и доверчивой, она легко попадала под чужое влияние, и очень болезненно переносила все предательства, или оскорбления и шутки со стороны сверстников, потому и подруг у Синди не было. Общалась она только со слабым пареньком по имени Бадди. Он был неудачником по жизни, если можно так выразиться, за чтобы он не брался ничего у него не получалось, во всём бедолаге не везло, даром, что внешностью его создатель явно обидел, сделав его тело тщедушным, а здоровье слабым, у него не было почти ничего здорового. Какие только были болезни, казалось, все он собрал. Характер у Бадди был мягким, наивным, и слабым, со стороны своих одноклассников он только встречал обидные насмешки и издевательства, к которым он в отличии от Синди относился более равнодушно, делая вид, что ему не обидно. Но самой большой бедой для Бадди была его дружба с Синди. Как бы он не старался, она не воспринимала его, как мужчину, этот паренёк в круглых глупых очках был ей всего лишь другом, который никогда не предаст и всегда поддержит. Бадди было очень больно, когда Синди приходила к нему в гости и плакалась, рассказывая, что её отверг очередной крутой парень из школы, или как очередная футбольная звезда её игнорирует. У Бадди, у которого тоже отсутствовало мужское воспитание, а была только мать, не хватало смелости признаться в своих чувствах к Синди, но однажды он решился. Выпив забродившего компота, ибо алкогольные напитки употреблять он побаивался из-за гнева матери-тирана, он пришёл к Синди с одинокой ромашкой в руке, и с порога оповестил: «Синди… Я… Я… Тебя…Эм… Люблю…». Девушка даже бровью не повела, она обняла парня, и сказала заветные слова: «Я тебя тоже, — но потом, словно передумав, добавила, равнодушно, — Как друга». И так продолжалась обоюдная любовь, называемая дружбой.