Максим Хорсун - Смерть пришельцам. Южный фронт

– Какую-какую? – не понял Егорка.

– Ах, сволочи! Ох, сволочи! – застонал за спиной денщика святой Алексейка.

– Глаза разуй! – прикрикнул атаман, затем снова повернулся к окну. Свечение уже пошло на спад, красно-черная туча взбугрилась над горизонтом. Явление немного походило на хмурый закат, если бы таковой мог случиться вскоре после полудня.

– Ростов… – озадаченно пробормотал Ермаков. – Они ударили по Ростову…

– Кто – они? – всполошился Степан. Он ничего не понимал. Вспомнились слова деда Бурячка, что у пришлых в Ростове теперь центр переделки людей. И туда, по его предположению, могли забрать родичей из Каменской общины. Соответственно, Ростов разбомбили не пришлые: зачем им было громить собственную базу? Да и не пользовались прилетенцы ядерным оружием, им вроде энергетических пушек хватало.

– Кто-кто… Конь в пальто! – Атаман подтолкнул Степана к выходу. – Друзья твои, очевидно, ударили. Сначала на луну ракету запустили, идиоты, раздразнили пришлых, а теперь собственные земли утюжат, – быстро и с обидой в голосе проговорил Ермаков, а затем снова заорал: – Гражданских – в убежище! Скотину – в убежище! И пошевеливайтесь – пока нас не накрыло зараженным облаком.

Снаружи уже кто-то колотил железным прутом по подвешенному рельсу. Станицу охватила суета, хозяйственный двор наполнился испуганными людьми. Казаки, сами еще не до конца опомнившись, занялись организацией эвакуации. А потом все звуки заглушил раскатистый грохот. Это был гром среди ясного неба, услышав который хотелось волей-неволей броситься на землю и закрыть голову руками. С потолков посыпалась труха, бабы испуганно запричитали, псы завыли, скотина заметалась по двору.

– А что за бомба-то? – Денщик с опаской выглянул в окно приемной, но обзор был заслонен боком худой коровы. – До нас достанет?

– А то! – Атаман открыл окно. – Лучко! – позвал он, навалившись на подоконник. – Лучко!

Степан же стоял, словно контуженный. Про респиратор в суматохе он забыл, маска болталась под подбородком. Когда дед Бурячок впервые сказал, что за пределами их полудикой степи мог сохраниться СССР – пусть не в том виде, к которому они привыкли за годы советской власти, – эта мысль ввергла Степана в трепет. Слишком уж было обнадеживающим предположение, чтоб в него поверить. Теперь же он своими глазами увидел доказательство того, что за краем вольных общин по-прежнему существует некая могущественная сила. Сила, способная дать пришлым прикурить. Впрочем, и это тоже было догадкой, поскольку никто не мог сейчас сказать, что на самом деле произошло у горизонта.

– Бери этого гаврика за жабры, – атаман указал прибывшему Кольке Лучко на Степана, – и тащи вместе со всеми в убежище! Глаз от него не отводи, а если что случится – отвечаешь головой. Не договорили мы с ним.

Лучко вытянулся по струнке.

– Так точно! – Он вдруг запнулся, бросил взгляд на Степана. – Виноват, батька! Никак нельзя его со всеми! Кто его знает, сколько придется сидеть в убежище, а он с каждой минутой – все заразнее.

Атаман с досадой дернул себя за бороду:

– Точно! А у меня, братцы, совсем из головы вылетело… – Он повернулся к Степке, увидел, что тот до сих пор не надел респиратор, и заорал: – Почему не в «наморднике»? Ты что, сучий потрох? Мы к тебе – по-хорошему, а ты – как последняя…

– …сво-о-лочь! – подсказал святой Алексейка.

Степан зажал трофейный противогаз под мышкой, схватил двумя руками респиратор. В этот момент дыхание перехватило, в глотке засаднило, будто он полной грудью вдохнул пыльного воздуха. Степан содрогнулся, а затем разразился кашлем, и все тогда отшатнулись от него, закрыв лица руками. Рот наполнила густая мокрота, Степан кинулся к открытому окну и, перевесившись через подоконник, сплюнул. Уставился, цепенея, на желтый комок, отчетливо просматривающийся внутри прозрачной слизи.

Приехали…

С северо-востока подул ветер, был он необычно теплым. Одинокое облако все еще висело вдали темной шапкой, во все стороны от него расползалась серая мгла из пара, дыма и пыли. Вороны беспокойно кружили над станицей, добавляя своим карканьем тревожных нот в мрачную мелодию ожидания беды.

Под холмом, на котором обосновалась казацкая станица, в Великую Отечественную фашисты построили бункер. Сооружение получилось основательным: железобетонные стены и перекрытия, противоударные ворота, коммуникации, автономные электрогенераторы. Когда фрицев прогнали поганой метлой, сильно поврежденное, выжженное изнутри строение передали колхозу. Предшественник председателя Трофимова распорядился использовать бункер в качестве склада для хранения химических удобрений, пестицидов и гербицидов. Долгое время сооружение служило именно таким образом, но сейчас уже не осталось ни мешка с ядом или иной сельскохозяйственной химией. Атаман Ермаков распорядился вернуть пустующему бункеру его прежнее назначение. Казаки помогли гражданским уйти под бетонные своды, многие селяне забрали с собой скотину и домашнюю птицу. Тесно было в подземелье и шумно. Даже на поверхности слышалась разноголосая ругань, мычание и птичьи крики.

Сам атаман, в плащ-палатке и с биноклем, стоял на площадке самой высокой сторожевой башни, глядел неотрывно в степь.

Степка и Лучко остались в опустевшей конторе. Денщик был при атамане; святого Алексейку увели в убежище, на скамье осталась только тарелка с пережеванным хлебом да измусоленная лепешка.

Лучко тоже натянул респиратор, из щели между маской и низко опущенной на лоб папахой поблескивали маленькие глаза. Он то и дело поглядывал в окно на темнеющее небо и риторически восклицал:

– Господи! Хоть бы не в нашу сторону! – А потом он переводил взгляд на икону со Спасом и принимался часто-часто креститься.

Степка сидел на полу, перегородив ногами приемную. Он вяло отщипывал от оставленной Алексейкой лепешки маленькие кусочки и отправлял их в рот. При этом он старался мобилизовать остатки сил, чтобы осмыслить ситуацию. Влажный респиратор снова болтался у него под подбородком. Степке казалось, что дышать стало тяжелее, но, может, это была лишь мнительность.

До Ростова – больше ста километров. Параметры бомбы, конечно, неизвестны, но вряд ли было применено нечто сверхтяжелое. Взрывная волна и световое излучение если и добрались до их края, то в самом ослабленном виде. Проникающая радиация из-за сильного поглощения атмосферой опасна в радиусе нескольких километров от эпицентра взрыва, поэтому появиться здесь она тоже не могла. Основную угрозу представляли тонны радиоактивной пыли, которую ветры разнесли над степью во все стороны и которая бурлила да кипела в этот момент над крышами станицы, грозя выпадением смертоносных осадков.