Максим Марух - Люди желтых плащей

Виталика нигде не видно.

– Сюда! – кричит нам Ваня. – Быстрее!

Он стоит на пятачке парковки возле старой «шестёрки». Той самой, которую тщетно пытались завести беженцы перед началом бомбёжки и которая каким-то чудом осталась цела. Зато здание офиса позади превратилось в груду развалин.

Привлечённые звуками выстрелов, в нашу сторону бегут ещё «прокажённые». Через минуту их станет слишком много.

Мы подбегаем к Ване, на ходу отстреливаясь. Тот уже за рулём машины.

– Толкайте! Давайте-давайте, быстрее!

– Она не заведётся, Вано! – говорит Михась. – Это кусок дерьма!

– Я и похуже заводил! Толкайте!

Дружно налегаем на «шестёрку», толкая её по рыхлой земле к переставшим существовать воротам. Здание офиса и парковка находятся на возвышении, поэтому скоро дорога уходит под горку, и толкать становится легче. «Шестёрка» набирает ход, подпрыгивая на кочках и скрипя, как несмазанная телега. Когда она разгоняется так, что мы не успеваем за ней, Ваня бросает сцепление.

Машина вздрагивает… и взрывается хриплым рокотом мотора.

– Скорее! Залезайте!

– Стойте… – нас догоняет задыхающийся Арт, ведомый под руки Сашей и Лилит. – Надо подождать Виталика.

Он совсем плох – вот-вот потеряет сознание от боли и усталости. Возможно, сейчас ему так и следует поступить.

«Прокажённые» наступают со всех сторон – выстрелы становятся чаще, привлекая ещё больше «прокажённых». Это замкнутый круг.

– Я пуст! – кричит Михась.

Я пересыпаю ему в карман все свои патроны. Ева забирает остатки у Вани и хватает меня за руку:

– Надо уходить!

– Макс… – почти плачет Арт.

– Ждём, – говорю я. – Ещё минуту.

20:48

Мы ждём три.

– Я пуст! – снова слышу от Михася.

Он закидывает ружьё в салон и снимает с плеча арбалет.

Саша с Лилит уже в машине. Ваня дважды сигналит нам:

– Надо уходить!

Арт, стоя на одной ноге и опираясь на багажник, продолжает ждать.

– Он трижды успел бы оббежать ангар, – говорю я. – Наверное, повёл их в другую сторону. Не боись, он шустрый, как заяц. Небось спрятался где-то. Мы его найдём.

Ваня снова сигналит.

– Я пустая! – рапортует Ева.

По дороге, со стороны соседних баз, к нам бегут ещё «прокажённые». Человек десять, не меньше.

– Арт… – я беру друга за руку.

– Ладно, – кивает тот. – Едем.

20:51

Мы трамбуемся в машину как попало. Последний «прокажённый» был убит из арбалета, причём на это потребовалось сразу три стрелы. Группа «прокажённых» на дороге неумолимо приближается.

Внутри так тесно, что мои недавние раны снова открываются и кровоточат. Рядом со мной Женя – его одежда пропиталась от крови, разбитое лицо распухло, словно он упал на пчелиный улей. Помимо нас на заднем сиденье девчонки и Арт. Михась с Евой уместились на переднем.

Мы лежим друг на друге, истекая кровью и охая от боли, когда Ваня влетает в очередную яму. Не знаю, каким образом он умудряется находить дорогу на развороченной, испещрённой воронками земле, но мы движемся вперёд, планомерно набирая скорость. «Шестёрка» ревёт каждой новой передачей, подвеска визжит на кочках.

– Держитесь! – предупреждает Ваня.

Я замечаю впереди группу «прокажённых», на которых не осталось патронов. Ваня идёт на таран.

От удара с машины срывает крышку капота. Кузов вибрирует так сильно, что мне кажется, он вот-вот развалится. Мы прорвались через живой заслон, убив двух «прокажённых» и ранив ещё нескольких.

Едем дальше, не снижая скорости. «Прокажённые» продолжают преследование. То и дело Ваня кричит «держитесь!», и тогда машина подскакивает так, что мы бьёмся головами о потолок.

Я – сплошной комок боли. Представляю, каково сейчас Жене и, в особенности, Арту. Если раньше он вскрикивал, то сейчас просто утробно мычит.

Спустя пять минут мучительной тряски, мы видим впереди просёлок, огибающий поле и выходящий на Малиновского. Мы почти выбрались из Промзоны.

Потом Михась и Ева начинают кричать.

20:51

Из их криков становится ясно, что они видят Виталика. Неимоверным усилием заставляю себя приподнять голову и посмотреть в окно.

Мы проезжаем мимо пустыря, усеянного грудами камней – всё, что осталось от базы стройматериалов. Вдали, метрах в трёхстах от нас, я различаю человеческую фигуру. Лица с такого расстояния не разобрать, но по одежде и телосложению понятно, что это Виталик.

Он бежит из последних сил, преследуемый двумя десятками прокажённых. Не верится, что он успел уйти так далеко. Видно, как он измотан. Его бег становится всё медленнее, прерывистее. То и дело он спотыкается о камни. Наконец, сбивается на шаг и останавливается.

В машине царит гробовое молчание. Мы заворожённо наблюдаем в окна за происходящим, не смея верить глазам. Нам кажется, что это дурной сон, что так не бывает взаправду.

Никогда не чувствовал себя настолько близко к смерти.

Виталик замирает посреди пустыря, тяжело дыша, ссутулив спину, будто придавленный тяжестью всего того, что нам пришлось пережить за последнюю неделю. Он очень устал. Его усталость передаётся мне, и на одно мгновение я хочу оказаться на его месте. Я хочу, чтобы всё, наконец, закончилось. Я хочу, чтобы утихла боль. Я хочу отдохнуть.

20:52

Виталик стоит неподвижно, провожая взглядом нашу машину. «Прокажённые» стремительно нагоняют его. Потом «шестёрка» ныряет в очередную яму.

А когда выпрыгивает обратно, его уже нет.

20:54

Мы едем в тишине, раздавленные случившемся. Вдруг я вспоминаю про Арта. Поворачиваю голову и вижу Сашу. Она сидит у него на руках и смотрит на меня. Огромные глаза полны слёз.

– Он не видел… – тихо сообщает она. – Потерял сознание.

Я киваю.

«Шестёрка» вырывается на просёлочную дорогу, оставляя преследователей дышать выхлопными газами, и разгоняется по-настоящему. Дорога здесь неровная, гравийная, но после изрытой кратерами Промзоны она кажется немецким автобаном.

Я больше не смотрю в окно. Откидываю голову на подголовник и закрываю глаза. Машину швыряет то вправо, то влево – значит, Ваня выехал на магистраль.

Я пытаюсь заснуть. Кто-то из девушек посапывает. Мы настолько измотаны, что нет сил на то, чтобы горевать. Это подождёт. Пока не выберемся из города – мы в опасности.

Мне плевать на это. На меня накатывает почти опустошающее спокойствие. Кажется, в медицине это называют «прострацией». Я прислушиваюсь к своему дыханию, стараясь по возможности успокоить его. Мне очень неудобно: задница затекла, спину ломит, раны от осколков жутко болят, не говоря о сломанных пальцах. Слева в бок давит дверь, справа – Женя. В такой обстановке мне точно не уснуть. Точно не уснуть…

Какое-то время я размышляю над этим… а потом проваливаюсь в сон.