Mихаил Ахманов - Тень Земли

Сзади заржали. Слюна бежала с губ Саймона, капая на куртку. Он вытер рот рукавом. В кармане куртки покоился томик в голубом переплете, его верительная грамота, а больше он не взял ничего, ни оружия, ни своего браслета. Он не собирался демонстрировать чудеса. В сущности, было уже неважно, признают ли доны его эмиссаром со звезд или самозванцем из Пустоши; теперь он не нуждался ни в их помощи, ни в союзе с ними, и это вселяло чувство уверенности и свободы.

Карло Клык зевнул, лязгнув зубами.

– Паршиво выглядишь, парень. Будто сейчас кишки через нос полезут. Удивительное дело! Не человек, чан помоев. А если верить хозяину, ты нам доставил массу неприятностей.

– Я их доставлю еще больше, – пообещал Саймон, ковыряя в ухе. Ягуар-полковник Карло Клык вызывал у него не больше симпатий, чем Бучо Перес, капитан-кайман. Если б не приглашение в Кратеры, был бы сейчас ягуар-полковник покойником – может, со свернутой шеей, а может, болтался бы вместо вывески под крышей заведения Прыща. Но в данный момент Саймону приходилось соблюдать дипломатический протокол.

– Я так думаю: побеседует с тобой хозяин, и загремишь в пампасы, – сказал Карло Клык. – То есть в яму, к муравьишкам. Я тебя лично подвешу, гнида инопланетная. А может, Прошке Пересу отдам. – Он прищурился, с недоверием оглядел Саймона и спросил: – Это правда, что ты ему уши отрезал?

Саймон молча кивнул.

– А я думаю, врешь. Я думаю, Прошку крокодавы обкорнали либо «черные клинки». Не нравится им, когда цветные в других бандеро служат. Так что я думаю…

– Не думай слишком много, мозги сопреют, – сказал Саймон, посматривая в амбразуры.

Дорога свернула и круто пошла вниз, к морскому берегу. На повороте стоял броневик, точно такой же, как тот, в котором везли Саймона; при нем – дюжина головорезов в синем.

Еще один пост располагался за решетчатой оградой, почти незаметной на фоне зелени; за ней, над кронами пальм, дубов и сейб, виднелось белое здание с башнями, опоясанное галереей. Его построили в форме подковы, и Саймон не мог разглядеть, что скрывается там, внутри, за башнями и зубцами белых стен.

Лязгая и грохоча, вздымая тучи пыли, броневик подкатил к воротам, миновал их и развернулся на площадке у неширокой лестницы. Она вела на галерею, сразу на второй этаж, а первый, как показалось Саймону, был без окон и дверей – сплошная стена, укрепленная массивными треугольниками контрфорсов. За площадкой, мощенной камнем, начинался парк с густым кустарником и деревьями чудовищной толщины; вероятно, они росли здесь еще до Исхода, и возраст этих исполинов насчитывал лет пятьсот, а может, и все шестьсот. Саймон подивился, отчего такую редкость не вывезли на Южмерику, затем припомнил, что в минувшие времена Бразилия считалась бедной страной; большинство ее городов, культурных и промышленных объектов были трансгрессиро-ваны службами ООН в кредит, при содействии Германии и Швеции. Похоже, на древние парки кредит не распространялся.

Задняя дверца машины распахнулась, охранники полезли наружу, и тут же, словно из-под земли, рядом с ними появился еще десяток вертухаев. Отборные качки: все – плечистые, рослые, в синей униформе, с гербом смоленских на обшлагах – старинной серебряной пушкой.

– Выходи, слюнявый, – буркнул Клык, подталкивая Саймона в спину.

Охранники окружили его стеной. Сгорбившись в их плотном кольце, Саймон видел лишь затылки да фуражки, а поверх них – облако в небе, похожее на раскрытый веер. Под облаком серой черточкой парила птица; кажется, королевский гриф.

Карло Клык зашагал к лестнице, стражи, тесня Саймона, Двинулись за ним. От раскаленных камней под ногами и белых стен тянуло жаром, но сквозь палящие знойные волны Саймон ощущал иное тепло, живое, словно резиденция дона смоленских была переполнена людьми. Кто затаился в этом гадючнике, в этой крысиноя норе? Кто поджидает пришельца go звезд, оскалив клыки и выпустив когти? Впрочем, дурные предчувствия не беспокоили Саймона; неторопливо взбираясь на галерею, он размышлял о другом. Его миссия подходила к концу, и оставалось лишь убедиться, что никаких неприятных накладок под занавес не будет. Он знал, что радиосвязь в ФРБ и ЦЕРУ, не говоря уж о прочих странах, находится на самом примитивном уровне. Крымская обсерватория скорее всего превратилась в руины, как и другие храмы наук и искусств, и ни один человек на всех земных континентах не смог бы припомнить параметров блокирующего сигнала или собрать автоматический передатчик помех. Это являлось хорошей гарантией невмешательства – до тех пор, пока на Землю не перебросят пеленгаторы и батальоны десантников на боевых космолетах.

Но была еще лунная станция, была «Полтава» и был компьютер «Скай», отнюдь не превратившийся в развалину.

Знают ли доны об этом? Помнят ли? И если помнят, что они могут сделать? С одной стороны, ничего; между смутными воспоминаниями и осознанными действиями лежала трехвековая пропасть невежества. С другой – над пропастью был мост; Джинн не отказался общаться с людьми, и он вроде бы не требовал от них верительных грамот.

Возможно, для полной гарантии невмешательства стоило б вырезать всех донов со всеми чадами и домочадцами, но Саймон, рассмотрев эту мысль, отбросил ее. Плохая власть предпочтительней безвластия, садист-диктатор лучше, чем анархия, а хунта соперничающих тиранов вполне сравнится с таким диктатором. Само собой, понятия «предпочтительней» и «лучше» являлись относительными и измерялись в человеческих жизнях, сожженных городах, разрухе, разорении и хаосе, который мог бы воцариться в ФРБ. Новый Передел, только без лидеров и главарей, а значит, самый жуткий, самый кровавый.

Лестница кончилась; его повели по галерее к проходу в башне. Саймон начал постепенно выпрямляться. Плечи его чудесным образом раздвинулись, глаза перестали косить, шаг сделался твердым, вялые мышцы обрели упругость. Теперь он был выше охранников на полголовы, и это давало определенное преимущество: он мог рассмотреть решетку ограды, дорогу, что круто поднималась вверх, деревья и заросли кустов внизу. Кустарник, подступавший к стенам здания, выглядел густым, непроницаемым для глаз; деревья, большей частью дубы и сейбы, казались зелеными облаками, приникшими к земле; ограда была высокой, метров пять, но поверх нее тянулись, переплетались и скрещивались мощные толстые ветви. Отличный путь к отступлению! А если вспомнить про броневик, дежуривший у поворота… Сиденья в нем не слишком мягкие, но пулемет и броня компенсируют неудобство, решил Саймон и ухмыльнулся.

Охранники замедлили шаг. Саймон вскинул голову: у арки, что вела в башню, стояла девушка и о чем-то спорила с Клыком. Говорили они тихо, но ягуар-полковник при этом брызгал слюной и яростно жестикулировал – так, что витые шнуры на его мундире прыгали вверх и вниз. Девушка казалась спокойной. Она была очень красива – светловолосая, высокая, стройная, с холодноватыми серыми глазами. Дочь Грегорио, решил Саймон, наблюдая, как повелительным взмахом руки она прервала речь полковника.