Кристофер Макнамара - Горец IV

Да, именно так! Бедны хайлендские плоскогорья, неурожайна земля, а овцы, пасущиеся на вересковых пустошах — худы и малочисленны. И пресловутая шотландская скупость — отсюда же…

Зато каждый член клана, даже не получивший права на дворянское звание, носит на поясе меч либо палаш, а за отворотом чулка — нож с гравировкой в виде цветка чертополоха.

А под крышей каждого дома, надежно укрытый за стропилами, ждет своего часа большой лук длиной в рост человека и два колчана легкоперых стрел. Реже — не лук, а арбалет: дорог и сложен в изготовлении он для нищего хайленда, легче уж полудюжиной луков обзавестись…

Еще реже хранится за стропилами то, что порой приносит победу, но никогда не приносит чести: Жезл Запрета…

(Нет, Запретные Жезлы — это из иного мира, иного времени. Хотя есть ли оно — иное время? Не все ли времена слиты воедино?

Но все-таки…)

Все-таки: хранится за стропилами то, что порой приносит победу, но никогда не приносит чести. Мушкет с кремневым замком или аркебуза с замком фитильным. Вымененные, краденные…

(Да, вот так — правильно. Это Земля, а не Зайст).

…Вымененные, краденные или добытые в бою на землях своих южных соседей — «сассэнах», которыми правит ныне гордая и чопорная Рыжая Бес — королева-девственница [Елизавета Тюдор (1533-1603) — королева с 1558 г.].

И все это: клинок, стрела или огневое зелье — ежеминутно готово пойти в ход…

Про каждого юношу, что входит в возраст, приличествующий браку, первым делом спрашивают: «Чей он сын? Какого клана?»

Второй же вопрос таков: «Много ли овец он угнал?»

А вопрос третий: «Много ли снес голов?»

И трудно поверить, что в эти же годы Европа принимает второе-третье поколение «людей Ренессанса». Уже умер Рафаэль, умер Микеланджело, родился и даже успел написать часть пьес Шекспир… И свой университет есть уже чуть ли не в каждом из больших городов…

(Но не в Эдинбурге! Правда, он появился там вскоре, однако лишь потому, что Эдинбург находится на землях лоулендеров, которых горцы Хайленда не признают за подлинных шотландцев).

А хайлендская знать, возглавляющая кланы, — это не великолепные графы и бароны континента. И даже не строгие, сдержанные в одежде и проявленных чувств лорды, из которых состоит двор Рыжей Бес.

Одеянья их скроены из холста и кожи; вместо дворцов у них — замки-крепости; и боевые клейморы носят они вместо полуигрушечных шпаг с вычурными эфесами.

Нет, не дворяне они в прямом смысле этого слова. Скорее — предводители отрядов, скроенных по единству крови и жизненного пространства. Вожди племен. Таны.

Таны…

Есть среди них такие, как Эйн Глен-Финенский, который остановил расправу над тем, кого считал невиновным. Остановил — рискуя своей жизнью, жизнью и покорностью своих соплеменников.

Но есть и такие, как Мак-Бет Гламисский, что опозорил родовой замок, пролив там кровь заночевавшего в замке сюзерена, — с целью завладеть его уделом.

Последних — таких, как Мак-Бет Гламисский — больше. Словно и не пролегла между кланами Мак-Бетов и Мак-Лаудов пропасть глубиной в пять веков.

И гонят таны своих пастухов, каждый из которых два месяца в году — воин, и своих воинов, каждый из которых девять месяцев в году — пастух, в бессмысленные войны на земли соседних кланов.

Впрочем, гонят ли? Попробовали бы не погнать… Тогда, пожалуй, сами прогнали бы таких танов воины-пастухи… Прогнали — и посадили на их место других, более лихих и воинственных.

Вот отчего трещат на вересковых холмах копья, звенят доспехи, сшибаются, плюясь искрами, голубоватые клинки.

Вот отчего после выигранного боя победители начисто вырезают побежденные кланы. Это — если суров их тан, тан-победитель.

Если же тан мудр, добр и честен, — то вырезают лишь мужчин и мальчиков захваченной деревни…

А уж если мудр, добр и честен тан настолько, что эти черты его характера вызывают даже некоторый ропот среди одноплеменников (как роптал на Эйн Гуса клан Мак-Лаудов), — то тогда тех из мальчиков, кто по малому возрасту своему не достает еще макушкой до уровня тележной оси, оставляют в живых.

(Редко, очень редко бывает такое. В стране, живущей законами кровной мести, обычно не рискуют сохранять жизнь возможному мстителю — «из гнид вырастают вши!»).

Но не глумятся над мертвыми. И не нападают врасплох, обеспечив себе безопасность ночью или туманом. А золото, награбленное у побежденных, — это золото быстро расходится, не обогатив победителей. Ибо при всей воспетой многими шотландской скупости, не стремятся хайлендеры копить ТАКИЕ деньги.

И никогда во время боя тан не сможет вообразить для себя иного места, нежели в первых рядах атакующих.

А уж тем более немыслимо, чтобы кто-нибудь вмешался в ход единоборства, если во время боя два воина не просто сошлись в схватке, а успели выкрикнуть друг другу старинный вызов на поединок.

И вовсе безразлично при этом, принадлежат ли поединщики к благородному сословию или нет. Все равно вмешательство недопустимо… Ни у кого даже мысли такой не возникнет — помогая своему поединщику, нанести врагу удар в спину.

Даже если от этого и зависит исход не одного поединка, а всей битвы. А следовательно — жизнь своего клана.

Но горцы твердо знают, какими тропами следует ходить, а какими — не следует…

Вот почему Черный Воин, недоброй тенью мелькнув на хайлендском горизонте, тут же исчез с него. Хотя он и не успел в полной мере осуществить свою цель…

Но — не может быть для Крагера среды более чуждой, чем окружение воинственных горцев. Совсем иные источники питают их воинственность! И не по силам Крагеру долго носить личину Мак-Крагера.

Да, ведома горцам тропа чести. И не боязнь это проклятия со стороны мага Мерлина или феи Морганы.

(Не очень-то и верят ныне, кстати говоря, в Мерлина и Моргану… Поди, не десятый век на дворе, — а как-никак, конец шестнадцатого столетия от рождества Христова!).

Просто если не уважать противника — то и себя незачем уважать.

Все горцы Хайленда наполовину язычники — и те, кто считает себя католиками, и те, кто к протестантам себя причисляет. Для всех них начало пути в Авалон — шотландский рай — лежит на клинке вражеской клейморы, что после славной битвы исторгнет душу из тела. Вот отчего говорят: веселы войны!

Если кровь — пусть она льется рекой! Если легли трупы — пусть они громоздятся грудами! Почти неведомо хайлендерам примирение, и в ненависти они заходят едва ли не столь же далеко, сколь и в дружбе.

Или в любви…

Этот путь жесток, но честен. По нему можно идти, не уродуя собственную душу.

Во всяком случае, какое-то время…

Да, надолго выпал Хайленд из хода истории. Будто застрял он в той эпохе, когда викинги плавали вдоль побережья на узких, хищных ладьях, увенчанных драконьими головами.