Владимир Ильин - Последняя дверь последнего вагона

М-да-а, похоже, ты сморозил глупость, старина. Все еще не привыкнешь к своему новому возрастному статусу. Ты же — нормальный пятилетний ребенок, а ведешь себя, как взрослый! Учти на будущее: в детсадовском возрасте не принято обмениваться рукопожатиями.

И все-таки ладошка моя не остается пустой. Однако руку мне протянули не в знак примирения, а чтобы составить пару в образующейся колонне.

Это та девочка, которая заступилась за меня перед воспитательницей. Она улыбается мне своим страшненьким ртом так, будто хочет приручить дикого зверька.

Все-таки в общении с детьми есть своя прелесть. Все их чувства написаны на лице несмываемой краской. Они не умеют притворяться. И им нечего скрывать. Не то что взрослым..

Воспитательница Виктория ведет нас к белому зданию, виднеющемуся вдали за стволами деревьев. На крыше крутится флюгер в виде игрушечного слона. Видимо, это и есть детский сад. Второй дом для этих детишек. А отныне — и для меня тоже… Моя заступница тихо спрашивает:

— Саша, а где ты научился так драться?

Я поднатуживаюсь, чтобы возродить изрядно потрепанное в последнее время чувство юмора, и изрекаю:

— Не скажу: военная тайна!

Однако щербатая на юмор реагирует неадекватно. Она на одном дыхании исторгает из себя длинный монолог, из которого следует, что мне лучше дружить с ней, потому что только она умеет хранить разные тайны… например, она знает, что у Нинки Головлевой есть дырка на трусиках, но она об этом никому на свете не расскажет, как и то, что Маринка Соловьева любит Кольку Прибытова, и про то, что я, Саша, умею и люблю драться, она тоже никому не скажет… а если тот же Борька когда-нибудь будет опять к ней приставать и дергать за косички, как он всегда это делает, потому что он плохой, то ты, Саша, за меня тогда заступишься и опять ка-ак кинешь его на землю…

Тут мне наконец удается вклиниться в этот словесный поток, чтобы спросить хранительницу чужих тайн, как ее зовут.

Она аж замедляет шаг, тараща на меня округлившиеся глазенки.

— Ты что, Саш? — с неподдельным ужасом интересуется она. — Ты память потерял, да?

Ну и что ей сказать? Сочинить на ходу какую-нибудь душераздирающую историю? Например, прикинуться пострадавшим от сотрясения мозга вследствие кровопролитной драки с черноволосым Борькой? Или попробовать сказать правду?

А вообще, ты меня удивляешь сегодня, приятель. Городишь одну ошибку за другой. Твой дурацкий вопрос обусловлен тем, что ты свысока относишься к своим формальным сверстникам. Как взрослый, случайно затесавшийся в их ряды. А этого тебе делать нельзя. И истинные причины твоих «заскоков» следует держать в секрете. Потому что при первой же возможности твоя новая подружка не преминет разболтать о том, какие странные вопросы задает Саша Королев.

К счастью, в этот момент мы вступаем на территорию детсада, и строй распадается, разъединив меня с щербатой. Виктория Анатольевна отправляет нас мыть руки, а из недр коридора первого этажа уже струятся запахи, от которых сами собой текут слюнки.

Оказывается, я проголодался так, будто не ел целую вечность.

В какой-то мере так оно и есть.

Вживание в образ ребенка у меня получается плохо — за обедом я то и дело ловлю на себе чересчур пристальный взгляд Виктории Анатольевны. Воспитательница, видимо, знает своих подопечных как собственных детей, и странности в поведении «Саши Королева» наверняка колют ей глаза.

После обеда дети отправляются на традиционный сончас, а я, как и было обещано, отконвоирован в комнату для игр и поставлен в угол. На тридцать минут, как пояснила воспитательница.

Роль моего надзирателя исполняет одна из нянь — кругленькая розовощекая старушка, которую зовут Анна-Жанна. Ничего странного в ее двойном имени нет: «Жанна» в детском обращении означает «Жановна».

Для борьбы со скукой Анна-Жанна вооружается, вопреки моим ожиданиям, не вязальными принадлежностями, а газетой и располагается в массивном кресле в Центре комнаты, то и дело сурово поглядывая на меня из-под старомодных очков с тонированными линзами.

В свою очередь, я не могу оторвать от нее глаз. Правда, меня интересует не сама старушка, а печатное издание, которое она листает, что-то бормоча себе под нос. К сожалению, даже зрения пятилетнего мальчика недостаточно, чтобы из угла разглядеть заголовки, и тогда я принимаюсь приближаться к заветному источнику информации крохотными шажками, надеясь, что мои маневры останутся незамеченными для цербера в юбке.

Однако моя уловка обречена на провал. Взглянув на меня в очередной раз, Анна-Жанна командует: «Назад!» тем же тоном, каким часовые предупреждают нарушителей границ охраняемой территории: «Стой, стрелять буду!».

— Ну, А-анна-Жа-анна, — плаксиво тяну я, всем своим видом изображая кротость и смирение, — ну, мо-ожно мне постоять возле вас, а не в углу, а? Ну, кака-ая разница, где я буду стоять: в углу или рядом с ва-ами?

Старушка всплескивает руками:

— Нет, вы поглядите на этого наглого мальчишку! — возмущается она, обращаясь к невидимой публике. — Сначала набедокурил, а теперь поблажек ищет!.. Нет уж, милый мой, — сурово подытоживает она. — Сумел провиниться — сумей и отвечать!.. А будешь ныть — вообще не выйдешь из угла до тех пор, пока твоя мать за тобой не придет!

Преодолевая соблазн нормальным, взрослым языком поставить нянюшку на место, я отворачиваюсь к стене.

Ладно, обойдемся и без твоей газетенки. Дома будем черпать информацию о происходящем в мире.

А выпавшую нам паузу используем для того, чтобы разобраться в произошедшем.

Итак, что же со мной приключилось?

Судя по всему, ничего особенного. Элементарная реинкарнация. Жизнь номер два — и, будем надеяться, не последняя. Сотни раз читал ты об этом и даже сам беседовал с людьми, утверждавшими, что пережили перевоплощение. Но упрямо не верил в это. В полном соответствии с поговоркой о том, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, а еше лучше — потрогать, попробовать на вкус и на запах…

А теперь это произошло с тобой, и никуда уже не денешься от непреложности этого факта. Остается лишь мучить мозги вопросами на тему, является ли это чудо исключительно единичным или представляет собой закономерность, уготованную каждому, кто пересек рубеж жизни и смерти…

Помнится, именно этими вопросами задавались Шепотин и компания на последнем служебном совещании, на котором я присутствовал. Кстати, интересно, чем закончилось — если закончилось вообще — расследование Конторы по делу «вундеркиндов»?

Хотя сейчас не это главное. Это потом, как-нибудь на досуге, можно будет, повинуясь пробудившимся инвестигаторским инстинктам, высасывать из пальца разные гипотезы. А в ближайшее время следует сосредоточиться на решении стратегических вопросов.