Антон Антонов - Время войны

И Тауберт не мог ничего изменить, потому что потерял контроль над особой службой, а значит, и над всем своим легионом.

А когда он уже окончательно решился отдать приказ о штурме лидера особой службы, к маршалу вдруг подошел старший компьютерщик флагманского звездолета.

— Я проверил дважды, ошибки быть не может, — без предисловий начал он. — Никакие хакеры не могли получить приоритетный доступ к системе. Это абсолютно исключено. Базовый компьютер флагмана недоступен для несанкционированного проникновения извне. Я не говорю уже о брейне…

Челнок с головорезами из отдельной фаланги рейнджеров уже отстыковался от флагмана и разворачивался на боевой курс.

— О чем он говорит? — спросил маршал у своего адъютанта, метнув раздраженный взгляд на компьютерщика. В компьютерных терминах маршал путался даже в спокойной обстановке, а теперь и вовсе не понял ни слова.

— Очевидно, нас отключили от контроля не хакеры, — пояснил адъютант.

— А кто?!

— Наверное, те, у кого есть приоритетный доступ.

Подполковник Голубеу так и не дождался машины из Уражайского окружного управления. Из города она вышла, но на фильтрационный пункт так и не пришла.

О том, что Уражайское шоссе перерезано, стали говорить сразу после полудня, но первые сообщения оказались ложными. Пробки действительно были, потому что трассу постоянно бомбили с воздуха, но до полной остановки движения дело не доходило.

Потом стали появляться кочевые разведгруппы противника на бронемашинах. Первым делом они перерезали железную дорогу в нескольких местах и не давали ее восстановить. Что касается шоссе, то удерживать его подолгу кочевым группам не удавалось. Чтобы выбить их с дороги, целинцы не жалели солдат, да и сами разведчики то и дело бросали занятые позиции, чтобы перехватить колонны, которые пошли в объезд.

Но кончилось все это закономерно. Прорвав целинскую оборону на флангах, главные силы противника вырвались на оперативный простор и перерезали шоссе окончательно и бесповоротно.

Внушительная масса целинских войск снова оказалась в котле.

Они еще продолжали по инерции идти вперед, не встречая организованного сопротивления, но смысл этого движения был потерян с того самого момента, как клещи легиона сомкнулись у атакующих за спиной.

Если бы повернуть эту массу в сторону, то ей не стоило бы труда пробить истощенные фланги легиона — ведь Бессонов бросил все боеспособные силы вперед, на острие атаки. Но для этого сначала следовало нащупать слабину, а целинцы даже не думали об этом. Они рвались к перешейку, где их ждали минные поля и укрепленные полосы.

72-я саперно-артиллерийская фаланга потрудилась на славу и оставила ударным частям генерала Казарина сто километров превосходных оборонительных позиций.

То, что «казаринцы» не хотели их оборонять — это другой вопрос. Пока целинцы будут корячиться на минных полях, его десять раз можно решить — не мытьем, так катаньем. Не зря же генеральный советник «Конкистадора» засел в штабе у Бессонова и не выходит на связь даже с маршалом Таубертом. Наверное, у него есть дела поважнее.

Надвигается сотый день. Завтра война может кончиться — бесславно для легиона и безболезненно для «Конкистадора». Тот же генеральный советник нажмет кнопку — и маршал Тауберт останется без головы. Конечно, он и так безголовый, но метафора в любой момент может смениться реальностью.

Плохо только, что одновременно с Таубертом голову потеряют все генералы, каждый десятый старший офицер, каждый сотый младший и один из тысячи рядовых.

Но подполковник Голубеу по другую сторону фронта ничего об этом не знал. Он только что получил приказ немедленно расстрелять своих особой ценных пленников, и наверху не слушали никаких возражений. А значит — не будет никакого громкого дела с разоблачением обширной агентурной сети Амура в целинской народной армии, и сам Голубеу не прославится, как инициатор этого разоблачения, и не сможет легко и просто восстановить вое положение в Органах и свою репутацию, подмоченную пребыванием в окружении.

Голубеу еще не понял, что снова находится в окружении, а потому проигнорировал одну деталь категорического приказа: «расстрелять немедленно». И решительно добавил.

— Казнить их перед строем боевого пополнения!

Он так и не дошел до ямы с пленниками, чтобы допросить их — все время отвлекали текущие дела и дурные вести, а сделать это надо было обязательно. Ничего не поделаешь — ценных пленников придется уничтожить, но ценные сведения можно сохранить и использовать в более удобный момент.

Но подполковнику снова не повезло. Полк, состоящий целиком из новобранцев, в темноте на кого-то нарвался, а на кого, и сам не понял, но все равно драпанул так, что только пятки сверкали. И заградительной службе пришлось их останавливать и приводить в чувство.

Голубеу этому обстоятельству даже обрадовался. Будет перед кем расстреливать шпионов для поднятия боевого духа. А заодно можно и нескольких трусов и паникеров расстрелять. Чтоб другим неповадно было.

Но допрос Никалаю и Иваноу пришлось отложить до утра. Подполковник Голубеу слишком устал.

Слух о том, что 13-ю фалангу, памятуя о ее карательных подвигах, решили поставить место заградотряда позади войск генерала Казарина, облетел соединение молниеносно. Что и немудрено, поскольку компьютерная сеть легиона кроме официальных каналов предусматривает еще и частные мейлы и чаты, не говоря уже о голосовой связи.

— Да они что там, совсем сдурели! — неслось со всех сторон, и полковник Шубин, к которому в конечном счете стекались все возмущенные реплики, охотно подтверждал:

— Точно. Сдурели, и еще как!

Но вешать всех собак на Ставку не получалось. Удержать перешеек требовал Бессонов, а ему легионеры в массе своей доверяли. Но конфликтовать с союзниками из ударных частей Казарина 13-я тоже не хотела категорически.

— Если там бунт, то пусть ими занимается особая служба, — говорили все, кто хоть немного представлял себе разделение труда в легионе.

О том, что особая служба занята чем-то другим, внизу никто не знал. Сюда доходили только смутные слухи, которые главным образом касались «органов полиции». Якобы Страхау получил приказ отправить своих лучших бойцов на орбиту, а для чего — неизвестно.

Но наперегонки с этим слухом летел другой. Будто бы «страховцев» перебрасывают на фронт для подавления бунта в ударных частях и несения заградительной службы, а 13-ю выдвигают на передовую.

Но и это была не последняя новость 99-го дня. На ночь глядя пронесся слух, что «страховцы» тоже взбунтовались на почве нежелания приближаться к фронту.