Антон Антонов - Время войны

Лана молча вышла из строя назад и направилась к командирской машине.

— Да… И умоляю тебя, не стреляй больше в моих людей. Они мне дороги, как память.

Лана и тут ничего не ответила, но когда Игорь через минуту подошел к своей машине, он услышал, как она разговаривает с отцом.

Саблин тоже с кем-то разговаривал по шлемофонной связи, а потом обернулся к Игорю и сообщил.

— Ввиду надвигающейся катастрофы в честь сотого дня поступило распоряжение разоружить всех мобилизованных женщин в боевых частях и отправить их под конвоем на сборные пункты для отгрузки в уплату «Конкистадору». приказ начальника тыла.

— Пусть начальник тыла застрелится вместе с «Конкистадором», — огрызнулся Игорь. — Мы своих солдат не сдаем. пора бы уже привыкнуть.

— Я-то привык… К тому же твоим девчонкам, по-моему, восемнадцати еще нет.

— А хоть бы и было. Все равно никого не отдам.

— Да и флаг тебе в руки. Только поимей в виду — там, на фронте, иногда убивают. Я сам видел.

Тут оба обратили внимание, что Лана уже не общается с отцом, а внимательно прислушивается к их разговору. И когда Саблин отошел, она тихо спросила у Игоря:

— Ты не отправишь меня?

— Разве ты забыла? Я ведь сказал тебе в самый первый день: я тебя никому не отдам.

— Но ведь я же тебя чуть не убила.

— Бывает. В следующий раз я тебя чуть не убью. И мы будем жить долго и счастливо, и умрем в один день.

Лана улыбнулась — впервые за вечер, а может и впервые за несколько дней: что-то Игорь давно не видел ее улыбки. Но тут в наушниках зашелестел голос майора Саблина.

— По машинам! Штурмовая центурия впереди, 77-я за ней, остальные по порядку номеров. Полная боевая готовность. Поехали.

Подполковник Голубеу задавал вопросы, а однорукий майор Никалаю молчал, пристально глядя на его грязные сапоги.

Голубеу был разочарован. В полусотне метров от ямы уже построился комендантский взвод, и бледный лейтенантик в круглых очочках испуганно инструктировал бойцов на тему технологии расстрела залпом перед строем. Инструктаж подходил к концу, и пора было выводить смертников наверх — а Голубеу так и не получил никаких полезных сведений.

Никалаю молчал.

Зато Игар Иваноу говорил за двоих — правда, совсем не то, что подполковник хотел от него услышать. Игар давно перестал плакать и теперь огрызался на каждое слово. Услышав: «Предатель», — он мгновенно парировал:

— Сам предатель!

А услышав: «Шпион», — не задумываясь вставлял:

— Сам шпион!

Но этого ему казалось мало, и Игар перешел к обобщениям.

— Все органцы — предатели, — объявил он во всеуслышание.

А из органцов на фильтрационном пункте осталось лишь несколько офицеров. Солдат внутренних войск ночью перебросили на другие точки, а Голубеу временно подчинили армейских бойцов из пополнения. Или, вернее, он сам их себе подчинил.

Между тем, среди армейцев и новобранцев ходили те же самые разговоры. С тех пор, как было объявлено о предательстве Пала Страхау, граждане Народной Целины отказали в доверии Органам как таковым. Результатом был разгул преступности на всей свободной от врага территории страны.

Бранивою и Садоуски пришлось даже заменять органцов в крупных городах военными патрулями, а сотрудников Органов в армейской форме перебрасывать на фронт.

На фронте органцов в полевой форме трудно было отличить от армейцев. Но про Голубеу все точно знали, что он такой. Так что возгласы Игара Иваноу упали на благодатную почву.

Но главную ошибку совершил все-таки сам Голубеу. Игару все-таки удалось его разозлить, и подполковник вздумал пнуть его в голову сапогом.

Именно этого так напряженно ждал майор Никалаю.

Единственной рукой он вцепился в ногу подполковника и буквально повис на ней.

Одну бесконечную секунду Голубеу каким-то чудом удерживался на краю ямы, а потом с криком полетел в грязь.

И тут Никалаю сделал такое, чего от него не ожидал никто — даже те, кто верил, что он амурский шпион и гнусный враг всего человечества.

Он вцепился в горло органца зубами. А потом добавил коленом в пах, после чего уже вдвоем с Игаром повалил его мордой в грязь.

Наверху часовые и конвоиры орали друг другу: «Стреляй!» — но никто не стрелял. Все больше людей в полном ошизении метались по краю ямы, а потом их будто смело ветром, потому что кто-то издали прокричал:

— Мариманы прорвались!!!

Где-то вопили еще: «Боевая тревога!» и «Воздух!» — а потом начали рваться бомбы и снаряды.

Теперь было как раз самое время сидеть в яме, и солдаты наверху это оценили. Один за другим они спрыгивали вниз, в вонючую грязь, прямо на спину подполковнику Голубеу, который лежал на дне без движения.

А Игар и Никалаю в это время лезли наверх, и никто не пытался их остановить.

Комендантский взвод вместе с очкастым командиром, похожим на перепуганного кролика, накрыло одним взрывом. Кто-то в атакующих машинах принял их за боевую цепь.

Машины с грохотом проносились через сборный пункт, и никто не мог их остановить.

Никалаю споткнулся о тело убитого офицера, у которого в каждой руке было по противотанковой гранате.

Майор и рядовой наклонились синхронно. Игар схватил гранату в правую руку, Никалаю — в левую, и оба кинулись туда, где несколько бойцов лежа и с колена стреляли из карабинов по новой волне бронированных чудовищ.

Прямо по центру стремительно надвигалась машина с большой башней, оттянутой в корму, и непропорционально маленькой пушкой. Она стреляла из пушки куда-то вбок, повернув башню, и Игару бросились в глаза цифры на скошенной боковой стенке: «1377» и «01». Они сплетались в красивый логотип, увенчанный большой буквой «Т», и все это Игар рассмотрел за долю секунды, перед тем, как Никалаю бросил свою гранату.

Трудно сказать, куда он метил, но граната, не долетев, упала прямо перед гусеницей. Бронемашина наехала на нее, быстро разворачивая башню вперед.

Пулеметы застучали, кажется, в ту самую секунду, когда под гусеницей раздался взрыв. Но пули успели свалить нескольких целинцев.

Игар замахнулся своей гранатой, когда пулемет смолк. Машина продолжала катиться на него, но было видно, как разорванная гусеница сползает с катков.

Потом машина с шипением остановилась.

Пулеметы застучали снова, и граната полетела туда, где Игар заметил шевелящийся ствол. В переднюю часть машины под башней, правее центра.

Свист пуль, брызги крови, крики, взрыв.

И тишина.

Они заняли флагманский корабль без боя. Последние наемники не стали сопротивляться. С ними кто-то конфиденциально поговорил.

Сабуровские коммандос взяли флагман под контроль, но Тауберта на борту уже не было.

— Он на яхте, — невозмутимо сообщил адмирал Эсмерано.