Юрий Брайдер - Особый отдел

— Да, тёмная личность, — согласился Цимбаларь, недолюбливавший всех начальников подряд. — И откуда он только на наши головы взялся? То ли из бывшего КГБ, то ли из нынешнего ЦРУ, то ли из масонской ложи, то ли из солнцевской бандитской группировки…

— Что бы там ни говорили, а Горемыкин человек порядочный, — заступилась Людочка за своего бывшего начальника. — Но над ним, увы, довлеют обстоятельства.

— Над кем они только не довлеют, — буркнул Цимбаларь. — Конечно, проще всего было бы плюнуть на эту историю. Сделать вид, что мы ничего знать не знаем. Ведь своих забот предостаточно… «Но смерть, но власть, но бедствия народны…»

— С чего бы это «Борис Годунов» тебе в душу запал?

— Забавная история. Однажды я в заложниках оказался. Держали меня в тёмном подвале и кормили помоями, но ежедневно водили, как говорится, до ветру. В нужнике вместо туалетной бумаги валялся томик Пушкина. Драматургические произведения. Это и было мое единственное чтение. По десять минут раз в сутки в течение целого месяца. К концу срока пара листочков всего и осталась. С монологом Басманова. С тех пор я его наизусть помню: «Он прав, он прав, везде измена зреет…» Ну и так далее. Очень, кстати, актуальные слова.

— Пушкин — это, конечно, святое, — вздохнула Людочка. — Но мне-то как быть? Я ведь к тебе за советом пришла…

— Нашла к кому! — фыркнул Цимбаларь. — Я ведь всего лишь опер. Даже не старший опер, а рядовой. Что я тебе могу посоветовать? Вдвоём мы такое дело при любом раскладе не потянем. Надо на поклон к серьёзным людям идти. Первым делом я планирую перетереть эту тему с дедом Кондаковым. Отказавшись от всех слабостей и пороков, свойственных нашему брату, он сильно просветлел умом. Тем более у него стаж в органах чуть ли не тридцать пять лет. Опыт, связи… Пусть он своё веское слово скажет.

— И когда это будет?

— Сегодня он на службе, — задумался Цимбаларь. — Завтра, наверное, возьмёт выходной. Дача у него, пора грядки сажать… Значит, послезавтра с утра.

— Послезавтра с утра я должна быть на работе. Это во-первых. А во вторых, я не имею права тянуть с ответом на запрос. Если я не дам его завтра, из райотдела на меня настучат. У них ведь тоже сроки поджимают. Будет у меня третий выговор.

— А ты дай отрицательный ответ, — посоветовал Цимбаларь. — Нет, мол, такого по нашему спецучёту, и баста.

— Тогда они неопознанный труп спешно захоронят. Знаешь, сколько таких после праздника добавится?

— Догадываюсь… Тогда придётся наведаться к Кондакову сегодня.

— Предупреди сначала, чтобы он никуда не ушёл. — Людочка протянула Цимбаларю свой изящный мобильник.

— Если предупредить, он обязательно смоется. Тот ещё лис…

В отличие от Цимбаларя, Кондаков выслушал Людочку молча, не задав ни единого уточняющего вопроса, а потом минут пять изучал обе дактилокарты в лупу.

Закончив сравнительный анализ, он категорически заявил:

— Это ерунда. Обычная ошибка. Когда скопом дактилоскопируют целую гурьбу народа, на бланках могут перепутать установочные данные. Моську запишут Слоном и наоборот. Один такой случай в моей практике имелся. Году этак в семидесятом постовой задержал двух пацанов. Уже и не помню за что, скорее всего за какую-то мелочёвку, но пальчики на всякий случай у обоих откатали. А поскольку дежурный по обычаю тех времен был слегка под мухой, фамилии на дактилокартах перепутал. После этого один из задержанных, к примеру, Иванов, катился по наклонной плоскости всё дальше и со временем стал утюгом, то есть вором в законе, не чурающимся убийств. А второй, скажем, Петров, всё осознал, исправился, окончил университет и стал делать карьеру на государственном поприще. В конторе, где он служил, случилась кража из сейфа и у всех особ, имевших к нему доступ, как водится, сняли отпечатки пальцев. И очень скоро выяснилось, что заместитель начальника треста вовсе не Петров, как считалось прежде, а некто Иванов, бандит со стажем, по которому, как говорится, давно верёвка плачет. В конце концов истина восторжествовала, но безвинно пострадавшему Петрову это стоило обширного инфаркта.

— Ты полагаешь, что этим феноменом и заниматься не стоит? — уточнил Цимбаларь.

— Почему же! Проверить надо. Случай сам по себе прелюбопытнейший. Человек в одних трусах, без головы, но с пальчиками всенародно избранного президента. Однако без санкции Горемыкина вам не обойтись, поверьте моему опыту. Дело, похоже, масштабное.

— А если Горемыкин запретит расследование? — поинтересовался Цимбаларь.

— Запретит, ну и ладно, — пожал плечами Кондаков. — Не вижу никакой разницы в том, от какого президента будет страдать наш народ — от законного или от подставного… У народа участь такая — страдать. Как у бабы рожать. Всё зависит не от конкретного человека, а от предопределённости, которая выше людей, идей и государей. Император Александр Павлович, к примеру, был либералом, умницей и вообще душкой, а правил страной рабов и ничего с этим, при всём своём желании, поделать не мог. Мы пешки в руках провидения, а сильные мира сего — и подавно.

— Да вы, Пётр Фомич, похоже, в мистику ударились, — невесело улыбнулась Людочка.

— Лучше в мистику, чем в маразм, — парировал Кондаков. — Но и здравый смысл я не растерял, можете быть уверены. Ну, допустим, раскроете вы подмену. А что дальше? Кремль пойдёте штурмовать? Или ополчение против самозванца соберёте, как при Минине и Пожарском?

— Не знаю, — задумалась Людочка… — В ФСБ надо будет сообщить или в Думу…

— Детка, такие дела без участия ФСБ не делаются. — Кондаков любовно подышал на перстень, по его собственной версии, принадлежавший некогда вождю румынского народа Николае Чаушеску. — Никто бы Никиту Хрущёва не скинул, если бы тогдашний председатель комитета Семичастный не переметнулся на сторону его врагов. Это большая политика! Думаете, кто Кеннеди застрелил? Эдгар Гувер, не иначе… Завтра я лично схожу к Горемыкину и доложу всё как есть.

— А как же лук и морковка? — участливо поинтересовался Цимбаларь.

— Гори они ясным огнём… Какая морковка, если родина в опасности! Ты, Лопаткина, эти дактилокарты оставь мне.

— Эти не могу. — Людочка покачала головой. — Я их завтра должна на место вернуть. Но я заранее сделала копии на ксероксе.

— Умница. — Кондаков кончил полировать перстень и теперь любовался его блеском. — За сообразительность и высокое чувство долга выражаю тебе, гражданка Лопаткина, благодарность. Пока что устную.

— Не гражданка Лопаткина, а лейтенант Лопаткина, — поправила Людочка.

— Да ну! — воскликнул Кондаков. — Вот так новость! Я уже год, как не пью, но такое событие нельзя не отметить. Сейчас сгоняем Сашку за шампанским. Я ведь, считай, был твоим первым наставником на оперативном поприще.