Юрий Брайдер - Особый отдел

— Этого я, Пётр Фомич, что-то не припоминаю, а вот как вы мне однажды колготки своим перстнем порвали, прекрасно помню, — лукаво прищурилась Людочка.

— Неужели! И как это ты умудрилась своими колготками за мой перстень зацепиться? — удивился Кондаков и захохотал вместе со всеми. — А впрочем, у тебя ноги длинные, почти как у страуса. Не ровён час и за погон кому-нибудь зацепишься…

Веселье было прервано появлением дежурного по отделу майора Свешникова. Тоном, не допускающим возражений, он заявил:

— Кондаков, на выезд! В Типографском переулке какая-то нечисть чердак в жилом доме разносит. На людей, говорят, не похожи. Морды жёлтые, волосы зелёные. По предварительным сведениям, вооружены, но чем именно, пока неизвестно… И ты, Цимбаларь, здесь? — он осклабился. — Отлично. Поедешь в институт точного приборостроения. Оттуда звонили, что памятник академика Шлямбера другим боком к проходной повернулся.

— Я сегодня выходной! — огрызнулся молодой опер.

— Ничего не знаю! Все люди в разгоне. Если откажешься, рапорт на тебя напишу!

— Тьфу! — Цимбаларь в сердцах сплюнул, что, по-видимому, было знаком согласия.

— Вызывай службу спасения, «Скорую помощь» и территориалов. — Кондаков решительным жестом подтянул брюки и полез в сейф за пистолетом.

— Спецназ главного разведуправления не требуется? — глумливо осведомился дежурный. — Много чести для Типографского переулка будет. Сам как-нибудь справишься… А посторонних прошу покинуть служебное помещение! — это относилось уже к Людочке.

— Ты, Свищ, как был балбесом, так им и остался, — хладнокровно ответила девушка. — Когда я стану начальником вашего отдела, тебя уволю в первую очередь.

— Испугала! — дежурный вновь осклабился. — Начальником она станет, как же! Но если такая беда вдруг и случится, я уже буду правнуков нянчить да петь по средам в хоре ветеранов клуба имени товарища Дзержинского.

Судьба-вертихвостка, накануне разбросавшая нашу троицу в разные стороны, на следующий день вновь соединила их в кабинете полковника Горемыкина, причем Кондаков безвылазно сидел там с самого утра, Цимбаларь спешно явился из следственного изолятора, где всеми доступными средствами склонял к сотрудничеству Верховного Мага Храма Огня и Силы, а Людочку Лопаткину вызвали фиктивным звонком, якобы приглашавшим её в ведомственную поликлинику для прохождения внеочередной диспансеризации.

В просторном кабинете стульев было побольше, чем в кабаке средней руки, но приглашённые разместились согласно своим собственным представлениям о субординации — Цимбаларь и Людочка поодаль, возле стеночки, а Кондаков чуть ли не под боком у начальника. Он даже свою видавшую виды папку положил на стол Горемыкина, и тому пришлось деликатно отодвинуть её в сторону.

Совещание началось сразу после того, как громоздкие напольные часы — непременный атрибут подобных кабинетов — прозвонили три часа пополудни.

Вступительное слово, как водится, произнёс Горемыкин.

— Всем вам известен повод, вследствие которого мы здесь собрались, — начал он официальным тоном, по своей всегдашней привычке глядя не на собеседников, а в отполированную до зеркального блеска столешницу. — И повод этот, надо признаться, прискорбный.

Горемыкин умолк, как бы ожидая ответных реплик, но присутствующие дипломатично промолчали, только Кондаков, съевший за завтраком переперчённую сосиску, сдавленно икнул.

— Скажу прямо, выдвинутая вами версия о том, что в высших эшелонах государственной власти произошла преступная подмена, не только не выдерживает критики, но и не согласуется со здравым смыслом. — Горемыкин покосился на висевший справа от него портрет президента. — Но особый отдел для того и создан, чтобы заниматься происшествиями, выходящими за рамки логики и существующих научных представлений. Поэтому я санкционирую расследование. Полагаю, что моего слова будет для вас достаточно.

Кондаков посмел что-то вякнуть о желательности письменного распоряжения, но Горемыкин так глянул на него, что у старого законника сразу пропал дар речи.

— Надеюсь, вы понимаете всю меру ответственности, которая ложится на ваши плечи? — продолжал начальник, обращаясь как бы к своему собственному мутноватому отражению. — Каков бы ни был результат расследования, он не должен стать достоянием общественности. Гласность гласностью, но закон о государственной и служебной тайне ещё никто не отменял.

— Постараемся всё сделать в лучшем виде, — заверил начальника Цимбаларь. — Будем регулярно докладывать вам о каждом своём шаге.

— В этом нет необходимости, — взгляд начальника переместился на потолок, что было плохим предзнаменованием. — С сегодняшнего дня я нахожусь в очередном отпуске. А моему заместителю знать о целях расследования совершенно необязательно.

— На содействие иных служб можно рассчитывать? — к Кондакову вернулась речь, правда, вместе с икотой.

— Не только можно, но и нужно. Само собой, не посвящая их в главное… Что касается трупа, из-за которого и разгорелся весь этот сыр-бор, я распорядился доставить его в один из частных моргов. Там он никому не будет мозолить глаза.

— А как быть с территориалами? — поинтересовался Цимбаларь. — Забирать у них материалы?

— Зачем же. Пусть делают своё дело. А мы займёмся параллельным расследованием.

— Так-то оно так, но хотелось бы знать, что они успели накопать.

— Для сбора необходимой информации в районный отдел будет направлен ответственный работник главка. Официальная версия — инспекторская проверка. Роль инспектора исполнит капитан Цимбаларь. Соответствующее предписание уже заготовлено. — Горемыкин возложил длань на кожаный бювар, находившийся слева от него. — Заодно придётся провести учебную тревогу, стрельбы из табельного оружия, совещание с участковыми и приём жалоб от населения. По результатам проверки составите справочку о состоянии служебной деятельности и боевой подготовки отдела. Всё должно быть оформлено так, чтобы потом комар носа не подточил.

Теперь окаменел уже Цимбаларь, чья пылкая душа терпеть не могла всякой показухи, апофеозом которой и были так называемые инспекторские проверки. Но он уже понял, что никакие возражения сегодня не принимаются, а потому смолчал.

— Теперь касательно вас, Людмила Савельевна, — Горемыкин говорил так, будто бы видел Людочку впервые. — Хочу поздравить с включением в только что созданную оперативную группу. Как говорится, сами кашу заварили, сами и расхлёбывайте.

— А как же быть с моей службой? — пролепетала Людочка, подавленная холодностью Горемыкина.