Юрий Брайдер - Особый отдел и пепел ковчега

— К его вдове рекомендую послать Петра Фомича, — сказала Людочка. — Мужчины такого типа нравятся пожилым дамам.

— Какого такого? — Кондаков в сердцах бухнул в салат лишку соли. — С лысиной, язвой, ревматизмом и простатитом?

— Неважно. Главное, что у вас есть свой неповторимый шарм. Как в старом вине.

— Но ведь она алкоголичка! О чём с ней разговаривать?

— Ради пользы дела и тебе за компанию пригубить не грех, — вмешался Цимбаларь. — И учти, я на эту вдову сам зуб точил. Ради тебя, можно сказать, от сердца отрываю.

Это замечание заставило Людочку иронически усмехнуться.

— Даже не зная Сопееву, могу смело утверждать, что ты не принадлежишь к категории мужчин её мечты. — Она окинула Цимбаларя критическим взглядом. — Уж больно много в тебе дурной энергии, или, иначе говоря, тёмной силы. Людей, не склонных к авантюризму, это отпугивает.

Кондаков, уже разложивший салат по тарелкам, вдруг спохватился:

— А где же Ваня? Не уснул ли, часом?

— Здесь я, — из туалета донёсся недовольный голос.

— Что случилось? Понос обуял?

— Со мной как раз всё в порядке, — ответил лилипут. — Это у вас самих понос. Только словесный... Болтаете и болтаете, болтаете и болтаете. Оперативную работу я представлял себе как сплошную беготню со стрельбой и потасовками. А тут целыми днями одни разговоры. Тошно становится!

— Не отчаивайся. — В голосе Кондакова появились отеческие интонации. — Беготня и стрельба — это для кино. И то для самого лажового. Суть нашей работы — умение разговаривать с людьми. Чтобы любой мазурик даже против собственной воли всю свою подноготную тебе выложил. Остальное, в том числе и стрельба, — второстепенное. Желательно, чтобы её вообще не было... Иди отведай моего фирменного салатика. Пальчики оближешь.

— Добавь туда чеснока, перца и уксуса, — шурша бумажкой, распорядился Ваня.

— Да ты сначала попробуй! Зачем добро зря портить...

— Делай, что тебе говорят, валенок сибирский... — К счастью, рёв спускаемой воды заглушил остальные эпитеты, которыми Ваня щедро одаривал Кондакова.

— Ничего не поделаешь, — пожал плечами Цимбаларь. — Пьянство — это добровольное сумасшествие.

— Чья бы корова мычала... — негромко проронила Людочка.

К вдове Кондаков заявился в форменном кителе без погон, но с десятью рядами орденских планок на груди (все эти регалии он приобрёл в переходе станции метро «Арбатская»).

За пять лет, прошедших после смерти мужа, Сопеева сменила генеральские хоромы на скромную двухкомнатную квартирку в Зябликове. Оставалось неясным, куда она девала разницу в цене, по самым приблизительным подсчётам весьма значительную. Впрочем, этот вопрос прояснился сразу после того, как Кондаков вошёл в прихожую, сплошь заставленную пустыми бутылками, причём не только винными.

Вдова, приземистая и массивная, словно бронетранспортёр, да ещё с лохмами, крашенными в пегие маскировочные цвета, очень соответствовала казарменному духу, незримо витавшему в тесных комнатёнках, обставленных с солдатской скудностью. Если тут и могла идти речь о счастье, то лишь о таком, которое доступно любому совершеннолетнему гражданину, имеющему в кармане лишнюю сотню.

Нельзя сказать, чтобы вдова изнывала от тоски. На кухне грыз воблу мужчина цветущего вида, годившийся хозяйке даже не в сыновья, а скорее во внуки. Его покатые обнажённые плечи украшали церковные купола, утопающие в сизом тумане, различные образцы холодного оружия и женские головки, печально взирающие в пространство.

— Я из совета ветеранов, — предъявив удостоверение, подлинное почти на девяносто процентов, представился Кондаков. — По согласованию с военкоматом собираю материалы о наших славных полководцах, проживающих в Южном административном округе.

— Дай-ка сюда! — Отерев руки о подол, Сопеева взяла удостоверение и, близоруко щурясь, прочитала: — «Подполковник милиции в отставке Кондаков Пётр Фомич... » А при чём тут милиция? Мой благоверный в бронетанковых войсках лямку тянул.

— Не только, — вежливо возразил Кондаков. — По сведениям военкомата, свою службу он начинал в кадрах МГБ, это, по-нынешнему говоря, ФСБ. И не где-нибудь в колымских лагерях, а на весьма важном правительственном объекте.

— Глупости! — отрезала вдова. — Он с сорок первого года на передовой и никогда с госбезопасностью не связывался, пусть им чирей на заднице вскочит.

— Ты, батя, что-то спутал. — Татуированный друг дома вытащил из-под стола початую бутылку водки. — Зачем бросать тень на фронтовика, грудью защищавшего страну?

— Ну что же, настаивать не буду, — демонстративно игнорируя вдовушкиного бойфренда, сказал Кондаков. — У каждого человека могут быть свои маленькие тайны... да и большие тоже. Вы с какого года в браке состоите?

— С шестидесятого. Ему тогда уже за сорок перевалило, а мне едва восемнадцать стукнуло. От женихов отбоя не было! — Сопеева мечтательно закатила глазки, истинный цвет которых мог распознать разве что врач-окулист. — Молодо-зелено... Вот и вскружил мне голову душка-военный. Эй, Кузя, наливай, выпьем за былое!

— И за грядущее, — многозначительно произнёс безотказный Кузя, на пальцах которого было выколото совсем другое имя — «Федя».

Хозяйка и её приятель со смаком выпили. Кондаков, решивший терпеть это позорище до конца, отвернулся якобы для того, чтобы щелчком сбросить в раковину таракана, с осуждением наблюдавшего за всем происходившим на кухне. Дождавшись, когда парочка плотно закусит, он поинтересовался:

— А где служил ваш муж?

— Да везде, — выколачивая из мозговой косточки содержимое, ответила Сопеева. — Ты лучше спроси, где он не служил... Были времена, когда я его от силы десять дней в году видела. Уж и не знаю, когда он детей успел настрогать. Одного чёрненького, а другого беленького...

Вдова заржала, и Кузя-Федя немедленно поддержал её. На радостях выпили за тех, кто всегда любит и ждёт. Кондаков, бесстрастный, как удав, продолжал свои расспросы:

— Когда генерал Сопеев вышел на пенсию?

— Да как Андропов помер, сразу и вышел... Не хочу, говорит, мыкаться. Теперь не служба будет, а одно позорище. Как в воду глядел, бедолага. — Вдова на минутку пригорюнилась, а затем с остервенением навалилась на неподатливую кость.

— Наверное, проводили с почётом?

— Если бы! Как паршивую собаку выгнали. Ни подарков, ни банкета. Хорошо ещё, что пенсию оставили...

— А почему?

— По кочану! Такие уж наши порядки. Если в стране бардак, то в армии и подавно... Кто тянет, на том и везут. А надорвался — ступай на живодёрню. Разве тебе за правду не пришлось страдать?

— Как-то, знаете, обошлось...

— Пресмыкался, значит. Или просто повезло.

— Кстати, о везении... — Кондаков не преминул воспользоваться зацепкой, которую ему совершенно случайно предоставила Сопеева. — Как с этим делом было у вашего мужа?