Юрий Брайдер - Особый отдел и пепел ковчега

— С везением? — Она опять расхохоталась, но на сей раз саркастически. — Примерно как у Деда Мороза с эрекцией. Проще говоря, никак. Полжизни покупал облигации госзайма, а не выиграл ни копейки... Пять шагов сделает, обязательно споткнётся. Даже трезвый. Честно сказать, ему только со мной повезло. Такую деваху задарма отхватил! Красивую, здоровую, толковую, покладистую. — Для большей убедительности Сопеева передёрнула плечами, для которых даже воловье ярмо было бы не в тягость.

— Это точно! — охотно подтвердил Кузя-Федя. — Таких женщин ещё поискать надо...

Однако Кондакова эти интимные тонкости не занимали. Его интересовал исключительно покойный генерал.

— Но ведь ваш муж достиг весьма высоких чинов, — ненатурально удивился он. — Как же тут обошлось без везения?

— Пахал, словно ломовая лошадь, вот и достиг. Так сказать, потом и кровью... А если бы везло, маршалом стал, как дружок его, Степан Востроухов. Вот уж кому действительно везло! Причём на всех фронтах сразу. — Она почему-то взвесила на ладони свои дынеобразные груди. — И на служебном, и на женском, и на игорном... Очень бильярд уважал. Ночи напролёт мог шары гонять и большие деньги на этом имел. Даже баб на бильярдном столе скоблил. Говорил, что его зелёное сукно возбуждает.

— А разве маршал Востроухов жив? — удивился Кондаков, нередко слышавший эту фамилию в самых различных сферах.

— Уже нет. Тоже дуба врезал. Только с официальными почестями и с некрологами во всех газетах. В каком-то городишке даже улицу его именем назвали.

— Жаль... В смысле жаль, что умер. Хотя на учёте в нашем военкомате он не состоял... Вернёмся к генералу Сопееву. Вы не знаете, хранил ли он у себя какие-нибудь боевые реликвии? Например, фляжку. Или портсигар. Фронтовики чаще всего люди сентиментальные.

— Что-то не припомню. Когда мы жить стали, всё его офицерское имущество в вещмешке умещалось. За исключением, правда, шинели и хромовых сапог... Мамка как этот вещмешок увидала, сразу заплакала. Дескать, за кого ты, дочушка, идёшь! Эх, не послушалась я её тогда...

Но отделаться от Кондакова было не так-то просто. Изобразив на лице некоторое подобие сочувствия, он спросил:

— После смерти военнослужащего, тем более высокопоставленного, должны остаться ордена, медали, знаки отличия, почётное оружие. Можно ли на них взглянуть? Уникальные экземпляры я готов приобрести для нашего музея. Естественно, по рыночной цене.

— Опоздал, батя, — осклабился Кузя-Федя. — Мы всё это богатство в Оружейную палату Кремля сдали. Даром. Даже расписочку не потребовали. Пусть внуки и правнуки любуются наградами, которые их деды завоевали собственной кровью.

— Но ведь так не бывает, чтобы через пять лет после смерти человека от него не осталось ни единой вещи! — стоял на своем Кондаков. — Где его мундир, парадный кортик, фотографии, документы?

— Мундир я, кажется, в чистку снесла, — не моргнув глазом соврала Сопеева. — Документы в пенсионный отдел министерства сдала. Кортик где-то внуки заиграли. А фотографии есть... Принести?

— Если вас не затруднит.

Сопеева удалилась в гостиную, и Кондаков остался наедине с приблатнённым Кузей-Федей. Дождавшись, когда за стеной застучали выдвигаемые ящики шкафов, тот наклонился к Кондакову и зловещим шёпотом произнёс:

— Ты, старый пень, на мою бабу не пялься. Понял? Спросил чего хотел и сматывайся! Развелось тут этих долбаных ветеранов, приличному человеку плюнуть негде.

— Между прочим, я пришёл не к вам, — холодно ответил Кондаков.

— Не знаю, к кому ты пришёл, но базарить будешь со мной. Я эту хату давно забил. И не путайся у меня под ногами! — Он хлопнул стакан водки, не то заводя себя, не то, наоборот, успокаивая.

— Советую не нарываться на неприятности, — всё тем же ровным голосом сказал Кондаков. — Я взгляну на фотографии и сразу уйду.

— Нет, ты уйдёшь прямо сейчас. — Лапа Кузи-Феди легла на плечо Кондакова. — Или санитары морга вынесут тебя ногами вперёд.

— Видит бог, я этого не хотел. — Старый опер возвёл глаза к потолку.

Спустя мгновение Кондаков уже тыкал наглого молодчика головой в кухонную раковину, заросшую изнутри жиром почти на полпальца. Повторив эту процедуру несколько раз подряд, он, не поднимая лишнего шума, выволок противника на лестничную площадку.

Волосы Кузи-Феди слиплись в колтун, лицо лоснилось, словно от косметической маски, а к носу прилип раздавленный таракан. Руками, вывернутыми за спину, он даже шевельнуть не мог, зато интенсивно облизывался, словно вернувшийся с прогулки кот.

— Подыши пока свежим воздухом. — Такими словами Кондаков напутствовал зарвавшегося сердцееда. — И постарайся полчасика не появляться. Иначе в следующий раз я тебя заставлю говно из унитаза жрать.

Пока Кузя-Федя катился вниз по лестнице, он вернулся в квартиру, всего на минуту опередив Сопееву, отыскавшую-таки увесистый семейный фотоальбом.

— А где же Кузя? — всполошилась вдова, не замечая, что раковина вычищена почти до блеска.

— За водкой пошёл, — как ни в чём не бывало ответил Кондаков. — Мало ему показалось...

— Что же он меня не предупредил? Я бы селёдочки заказала.

— Сказал, что принесёт. И селёдочки, и колбаски, и марципанов.

— Ну тогда ладно, — сразу успокоилась Сопеева. — А мы тем временем фотки посмотрим.

Снимков покойного генерала в альбоме оказалось сравнительно немного, причём детские и юношеские отсутствовали напрочь, словно бы эту пору жизни он провёл где-нибудь на необитаемом острове. Самая ранняя из сохранившихся фотографий изображала Сопеева уже в капитанском звании.

Зато карточек хозяйки хватало с избытком. Часть из них даже на страницах альбома не уместилась. И что интересно, в молодости она действительно была красавицей — тоненькой, гибкой, с огромными глазищами. И куда только всё это потом девалось? Во всяком случае тщедушный и насупленный Сопеев выглядел рядом со своей суженой словно гном подле Белоснежки.

В генеральской форме бывший сталинский охранник снялся всего три раза — на фоне дивизионного знамени, на броне танка и в обнимку с представительным усатым маршалом; скорее всего, Семеном Востроуховым.

Тут Кондакову как по заказу попался групповой фотоснимок семейства Сопеевых — муж, жена и двое сыновей-подростков. Супруг, словно сказочный Кашей, со дня свадьбы ни на йоту не изменился, зато у супруги наметился второй подбородок и исчезли ключицы, поглощённые буйной плотью. Один из мальчиков, по-видимому, старший, был точной копией Востроухова в масштабе два к одному. Только что усов и маршальских звёзд не хватало.

— А это, стало быть, детки ваши? — поинтересовался Кондаков.

— Да, — не без гордости подтвердила Сопеева. — Толя и Коля. — Она пальцем показала, кто есть кто.