Сергей Вольнов - Вечный поход

— Они… — его вытянутый корявый палец принялся, поясняя, что-то чертить в воздухе.

Я напряжённо всматривался в его потуги сотворить незримую картину, пока до меня не дошло — это же спираль! А кто, на моей памяти, носил такой знак? То-то же… Бледнолицые. Резиденты. А правильнее — заказчики… Заказывают музыку. «Заказывают» людей.

Меня, вот, заказали.

С максимально присущим мне природным артистизмом и навыками пантомимы, я постарался обрисовать в воздухе размеры, форму и внешность двух моих «резидентов». Наверное, получилось адекватно, потому что Кром утвердительно закивал.

«Так! Что дальше? И куда дальше? Здесь я исключительно по договору с НИМИ. Иду только туда, куда ОНИ показывают. Вряд ли после сегодняшнего знакомства с племенем киллеров я смогу убедить даже себя, что мои „бледнолицые братья“ опять заботились исключительно о том, чтобы „карась не дремал“, чтобы мои боевые навыки не утратились, не заржавели от бездействия…»

Вождь говорил с трудом и отрывисто. Словоговорение ещё не сделалась любимым занятием человечества.

— Они… сказали… ты тоже с неба… но ты плохой… ты слабый… что им… тебя нельзя… убивать… Сказали… чтоб я взял… всё племя… ты хоть и слабый… но с неба… Сказали… чтобы… ничего не боялись… даже если ты начнёшь… метать огненные стрелы… Только тогда… они возьмут меня… в небесное племя… если принесу… твою голову… Меня… в небесное племя… вождём… И я никогда не умру… я буду жить всегда… и всегда буду вождём…

Он затих и выжидательно уставился на меня.

Я машинально связал порванный в пылу поединка кожаный ремешок, продетый сквозь отверстие в кости амулета.

Потом задумчиво покрутил его на пальце левой руки. На круговом движении резко поймал, сжав пальцы в кулак.

Сделал шаг к нему.

Обтёр свою грязную ладонь о «камуфляжку», медленно и с нажимом ведя вниз. Когда кисть приблизилась к рукоятке ножа — он опять подался назад.

Я улыбнулся и успокаивающе помахал открытой ладонью:

— Я тебе не враг, Кром-вождь… Тебя обманули… Моя голова не поможет тебе стать небесным вождём… Возьми своего покровителя… Свой амулет… Ты вождь здесь… на земле… Вот и будь им!

Я протянул ему костяную штуковину!

Его глаза неверяще вспыхнули. Он, было потянулся, намереваясь взять. И тут же замер, остановил руку, начавшую движение к амулету.

Отрицательно покачал головой: «Нет!»

Я протянул руку. Ухватил его лохматую лапищу и помог подняться с камней.

— Я — друг! Твой друг, Кром-вождь…

Медленно, двумя руками, надел ремешок на его шею. Костяной «дух-покровитель», он же — символ власти, сполз по коричнево-серой шерсти на груди Крома. Вождь наконец-то выпрямился в полный рост. Несколько секунд буквально поедал меня взглядом, пытаясь поймать в моих глазах малейший намёк на враждебность, и…

И, опять покачав головой, снял с себя амулет и надел его на шею МНЕ.

Ну, что ты скажешь?! Пришлось мне снять своего медного Феникса и в свою очередь наградить недоверчивого неандертальца.

— Ты — вождь! Я — твой друг. Ты — вождь! Я А-лек-сей… Друг.

Он ощупал металлическую птицу на своей груди, сжал в кулаке и твёрдо произнёс:

— Кром-Ман! Вождь!.. Алисей-Друг!

Клянусь подаренным Фениксом, мы вовремя пришли к консенсусу!

Сзади и сверху прилетело отрывистое, всё нарастающее уханье. Я оглянулся. На карнизах, на выступах скалы, к которой припёрла меня пятёрка «кроманьонцев», бесновалось их уже около десятка, более чем воинственно настроенных.

И число их с каждой минутой увеличивалось!

Но всё это угрожающее бормотание перекрыло уханье вождя, потрясавшего подобранным копьём. В этих истошных звуках с трудом угадывалась суть: «Кром-Ман! Алисей-Друг!»

К нему начали присоединяться вторящие голоса, они звучали со всех сторон.

И вот уже вся округа, казалось, гремела.

Скандировала: «Кром-Ман! Алисей-Друг!»

Э-э, что там реликты! Даже я, поддавшись общему ликованию, расставил в стороны руки и кричал нечто приблизительно похожее по смыслу. Надсаживаясь, орал, запрокинув вверх голову…

Небо — а что ему оставалось — внимательно СЛУШАЛО.

Удар!

Страшный. Леденящий кровь в жилах.

Хруст! Лязг! И дикий непрерывный крик! Вытягивающийся из глоток, как отрываемый заживо кусок плоти — и оттого всё усиливающийся и множащийся.

Кого-то раздавили между щитами. Кого-то перебросили через головы и тут же затоптали. Кого-то нанизали на страшные вертела длинных копий…

Бронированная лава панцирной конницы на полном скаку врезалась в стену пехоты, пугающую своей монолитностью. И даже не в саму стену, а сначала — в густой лес пик неимоверной длины, начинающийся за пять-шесть шагов от линии пехотинцев.

И первые всадники, поставив коней на дыбы в миг соприкосновения, обрушились на копья! Большинство копий соскользнуло с воронёных железных чешуек, щедро усеявших попоны-каркасы лошадей. Но слишком густо ощетинилась халангкха! Очень густо! Острые бронзовые наконечники находили незащищённые места — животы, глаза, распахнутые в хрипе рты. Они пронзали каждую лошадь в нескольких местах, покуда она обрушивалась на пехоту вместе со всадником. Туши валились на передовую шеренгу, придавливая собой вражеских воинов. Многие копья ломались. Многие, пронзавшие насквозь людей и коней, — становились неудобными и даже ненужными. Пехотинцы отбрасывали их и хватались за мечи.

Пехоте, было не видно, что атакующие их всадники, на самом деле, в последний момент попридержали коней. С прежним пылом на халангкху обрушились лишь две первые шеренги. Остальные нукеры третьей тысячи взялись за луки… И тысячи стрел ушли по навесной траектории, вонзаясь в средние и задние шеренги шагающей стены. После нескольких сделанных залпов, собравших щедрый урожай смертей, монголы отхлынули от врага. И принялись, пользуясь тихоходностью вражеского построения, крутиться шагах в десяти, на полном скаку усеивая вражеские щиты стрелами. Но щит не может поспеть за всем телом — многие стрелы находили бреши и вонзались в плоть.

Когда же колчаны всадников третьей тысячи Хэргулая опустели, они слаженно, по команде — рассредоточились на мелкие отряды и уступили место новой атакующей лаве.

На этот раз, выскочив через проходы, образованные отступающими, в пехотинцев во многих местах вонзились конные клинья второй тысячи под началом Мунтэя. Этот неожиданный мощный удар потряс первые шеренги халангкхи, изогнул их волнами…

Длинные копья от натиска конной лавины изгибались и ломались пополам, но из задних рядов, на смену им, успевали передавать новые пики. Кроме этого, пехотинцы, стоявшие в глубине строя, усилили натиск, упираясь в спины передних. Но подоспевшая новая волна — атакующие всадники десятой тысячи — принялась обвально стрелять невесом над головами нукеров второй тысячи.