Лев Вершинин - Сельва не любит чужих

— …сам виноват! — долетело от стола, и хотя это относилось явно не к нему, Анатоль Грегуарович горестно кивнул.

Да, он виноват! Но лишь в том, что слишком любил народное творчество! Недаром же уже кандидатская его обратила на себя внимание коллег, а уж докторская стала подлинной сенсацией, и не только в научных кругах!

Солидная, увлекательная и богато иллюстрированная рисунками автора с натуры монография вмиг разошлась по Галактике невиданным тиражом. Ее загружали в трюмы рейсовых тихоходов еще раньше, чем ящики с «Вицлипуцли», потому что спрос на труд маэстро Баканурски был куда выше и устойчивее.

«Между прочим, — гордо и горько подумал мэр Нового Шанхая, — даже здесь, в Шанхайчике, есть пара экземпляров, но я никому не признаюсь в авторстве, потому что местная кодла и так уже пустила книги на самокрутки…»

Да, было время! Имя Анатоля гремело. Десятки, сотни тысяч фанатов, объединившись в клубы любителей народного творчества, разучивали открытые Анатолем для человечества подхлопы и прискоки аборигенов Говорр-Маршалла, заунывные напевы ледогрызов снежной Иу-джумбурры и огнепальное, бередящее душу навизгивание подземников далекой, безнадежно затерянной в жутких глубинах Большого Магелланова Облака Мбабаны…

Никому, кроме бесстыжих завистников, все это не могло помешать, а обращать внимание на клеветников было ниже уровня Анатоля. «Собака лает, караван идет», — подумал он, когда пресса забрехала впервые. И очень зря. Когда стало ясно, что бешеных собак надо пристреливать вовремя, было уже поздно. Впрочем, вот sic и transit gloria mundi [2].

Правда, первые гнусные выпады оборзевших пачкунов Анатоль отмел спокойно и с немалым достоинством. Он созвал большую пресс-конференцию, предъявил обескураженным газетирам подлинные билеты с недавно разбившегося «Фрусьтратора» и командировочные удостоверения, подписанные не кем-нибудь, а самим Мхргрдзелишвиленко, первым заместителем всем известного господина Грегуара Баканурски по административной части, а затем предложил любому из брехунов лично организовать полет в Большое Магелланово и, найдя несомненно имеющуюся там планету Мбабана, убедиться в точности и объективности изложенных им, конкистадором и первооткрывателем, данных…

Этот вопрос, после небольшого, завершившегося вполне дружески фуршета, был в принципе решен.

— …пшу на уши! — донеслось от стола, и Анатоль Гре-гуарович, вспыхнув, возмущенно пошевелился. Какая лапша? Все так и было!

Хотя, конечно, спустя полгода ему пришлось нелегко. Он помнит, как сейчас: стояла невиданная даже для Сахары июльская жарища; зал суда был набит битком, потому что процесс «Йуджумбурра против Баканурски» привлек внимание очень и очень многих завистников, и дочерна обугленный тремя солнцами своей знойной родины, закутанный в тяжеленную медвежью доху богомол, полномочный консул Йуджумбурры, жестами требовал у Анатоля дать пояснения насчет того, как выглядит «лед» и что такое «заунывные напевы»…

Все висело буквально на волоске, на тонюсенькой ниточке. И чем черт не шутит, клеветники в тот раз могли бы, пожалуй, и восторжествовать, если бы не блестящее, филигранное мастерство прославленного мэтра Блевако, заведующего юридическим отделом весьма серьезного и влиятельного ведомства, руководимого господином Баканурски Грегуаром Адольфовичем.

О, это было неподражаемо. Вместо того чтобы выслушивать безосновательные претензии богомола к своему клиенту, мэтр Блевако поставил вопрос ребром и попросил уважаемого истца рассказать присяжным: все ли еще процветает на Йуджумбурре детоубийственный культ Укрп? И тут же, не давая негодяю опомниться, добил его следующим вопросом: верно ли, что именно по вине Йуджумбурры произошли печально известные события, приведшие к Третьему Кризису?..

После невнятных и сбивчивых жестов богомола процесс был прекращен, а правота господина Баканурски Анатоля Грегуаровича подтверждена полностью. Под таким вердиктом подписалось жюри присяжных в полном составе, даже те трое, кто не потерял никого из родни в ходе Третьего Кризиса…

Устроив для присяжных небольшой фуршет, профессор Баканурски счел дело завершенным.

И напрасно.

Безусловно, знай он заранее, что эти дегенераты с Говорр-Маршалла вообще не имеют ног, а описанные им подскоки и прихлопы в их дикарском понимании есть достаточный повод для объявления вендетты, то, конечно же, не стал бы поминать эту гадостную планетишку в своей классической монографии. Он бы даже дал отступного, скажи ему кто-нибудь, что для похожих на мячики говорр-маршальцев кровная месть является единственно возможным и достойным способом жизнедеятельности организма. Но было поздно, и тут уж помочь Анатолю не мог и папа, удивительно быстро, хотя и не до смерти взорвавшийся в собственном проверенном-перепроверенном автомобиле…

Возможно, и даже наверняка за долгие прошедшие с тех пор годы мстительные мячики малость поостыли, но проверить сие у профессора Баканурски не было никакой возможности…

Отметавшись по Галактике до полного обезденежил, он более-менее успокоился, лишь забившись по контракту в плавильные примитив-мастерские Валькирии, куда кровникам не было ходу по причине неких малопонятных физиологических особенностей. И первое время доктор искусствоведения искренне благословлял Господа за то, что этические воззрения не позволяют мячикам прибегать к услугам наемных ликвидаторов.

Но первое время быстро прошло. Подонок-мастер перестал допускать Анатоля в цех, ничего даже не объяснив, и сейчас Анатоль Грегуарович с превеликой радостью и по собственной инициативе кинулся бы под плазмометы говорр-маршальцев, лишь бы только вырваться с жуткой планетки, где он, хоть и бывший, а все-таки интеллигентный человек, вынужден вот уже пятый год исполнять унизительные обязанности мэра в поселке, населенном отбросами, чьи контракты с Компанией оказались расторгнуты…

— … у-ка ты, сюда! Кому сказано! — ворвался в уши рык Искандер-аги.

Вот это уже, безусловно, относилось либо к нему, либо к гражданину Бабаянцу, но скорее к нему, и мэр Нового Шанхая, шустро перебирая коротенькими кривоватыми ножками, заспешил на зов, поскольку Искандер-ага за промедления серчал.

— Та-ак, Проф, — задумчиво сказал Баркаш, осмотрев застывшего Анатоля Грегуаровича. — Вот тут говорят, ты у нас мальчиков любишь, а?

«Все. Сейчас глумиться станет», — с горестной безнадежностью подумал доктор искусствоведения.

Мальчиков он не то чтобы уж очень сильно жаловал, но что ему, мужчине здоровому и относительно нестарому, оставалось делать? Заводимые жены выгоняли его почти сразу же, попрекая короткими ногами и не только, и так восемь раз подряд, а жить-то хотелось еженощно. И только в общем бараке для холостых мэру-грамотею перепадала иной раз толика тепла и любви, хотя и не так часто, как хотелось бы. Правда, не задарма. Ради того, чтобы добиться желаемого, знатоку народного творчества приходилось долго и мучительно заслуживать внимание избранника, исполняя и переисполняя на «бис» подхлопы с прискоками аборигенов Говорр-Маршалла, заунывно вытягивая напевы ледогрызов снежной Йуджумбурры и отчекрыживая с переборами огнепальное, бередящее душу навизгивание подземников далекой, безнадежно затерянной в жутких глубинах Большого Магелланова Облака Мбабаны…