Максим Голицын - Глядящие из темноты

Леон пожал плечами.

— Ладно, пошли, если хочешь.

Берг, повернувшись к Айльфу спиной, прикрыл ладонью фон.

— Идите-идите, — проворчал он. — Я найду, чем заняться.

В людской было полутемно… как и повсюду… чадил и трещал один-единственный факел, укрепленный на медном кольце. В углу на матрасе спал мальчишка-конюший.

— Ну, и что? — сердито спросил Леон. Пол был холодный — это ощущалось даже сквозь подошвы мягких кожаных сапог.

— Возьмите факел, сударь… — по лицу Айльфа бродили темные тени. — Только не подходите близко.

Почему-то прикрывая рот и нос полой куртки, он подошел к матрасу и перевернул мальчишку на спину. Тот даже не проснулся.

Леон почувствовал, как холод поднимается все выше — теперь мурашки поползли по спине.

— Что? — тоже шепотом спросил он.

— На шее, сударь, — уныло сказал Айльф, — и под мышками… Будете смотреть?

— Нет, — сказал Леон, — не буду. Послушай… Ноги в руки, беги к амбассадору Бергу, скажи ему, Леон велел обработать тебя. Скажи, был у нас такой разговор. И не уходи, пока он не сделает тебе… наговор против заразы. Вообще никуда не уходи, слышишь!

— Леди Герсенда велела прийти попеть ей вечером.

— К леди Герсенде можно. Но учти — ты тут не был. Ничего не видел, ничего не слышал. Ясно?

— Чего тут не понять, сударь.

— Вот и молодец. Ступай.

Леон проводил взглядом своего дурного вестника. «Надеюсь, Берг сообразит вкатить ему антигистаминный препарат — помимо сыворотки… Черт его знает, как они реагируют на чужеродный белок…»

Он подождал еще немного, потом двинулся в покои маркграфа — коридор, лестница, еще коридор. Гвардеец на дверях…

— Доложите его светлости, — сказал он. — Дело срочное.

— Я ожидал этого, — спокойно произнес маркграф, — но не так быстро… Что побудило вас пойти в людскую, амбассадор Леон?

— Искал своего слугу, — Леон досадливо покачал головой, — а этой твари в людской-то и не было… болтался на кухне, чтоб ему пусто было…

— Он знает? — быстро спросил маркграф.

— Нет, ваша светлость…

Леон хотел сказать, что даже амбассадор Берг не знает, потом передумал.

— Вам не о чем тревожиться — никто ничего не узнает. От нас, во всяком случае.

— Хорошо, — задумчиво проговорил маркграф. — А вы-то сами не боитесь заразиться, мессир Леон?

— Нет, — честно сказал Леон, — лекари Терры — а они великие знахари — предвидели такую возможность.

— Вы заговорены?

— Против мора — да…

— Забавно, — пробормотал маркграф, — а я-то в эти заговоры не верил. Кто стоит на наружной двери? — обратился он к гвардейцу.

— Люди лорда Ансарда, ваша светлость.

— Очень хорошо. Позовите Варрена. А вы погодите минуту, амбассадор.

— Возьмешь двоих, — велел он появившемуся в дверях Варрену, — пусть вынесут это дерьмо за ворота, обольют маслом и сожгут… Потом… сам знаешь… Так что бери кого не жалко.

Варрен молча кивнул.

— И молчи пока. Ясно?

— Ясно, ваша светлость, — коротко ответил Варрен, коротко поклонился и вышел.

— Передайте амбассадору Бергу, что вам обоим предстоит сопровождать меня в Ретру… Выезжаем в полдень. А теперь, мессир Леон, мне нужно побыть одному.

«Жучок» работал неплохо, только слушать пока было особенно и нечего — плескалась вода в тазу для умывания, Ансард мурлыкал какую-то песенку… Отпустил слугу… Тут стало совсем тихо, тогда Берг и поднял взгляд. Сорейль стояла в дверях — она казалась бы бледным призраком, случайно забредшим сюда из фамильных казематов, если бы не укрепленные по бокам двери факелы, очерчивающие ее силуэт волной жидкого пламени… Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Берг мучительно пытался придумать, что бы такое сказать, чтобы не отпугнуть ее, но не успел — она скользнула в комнату, и точно так же, бесшумно, плавно, соскользнул с ее плеч плащ…

Сейчас в окне клубилась мокрая тьма, но днем он увидел бы угловую башню, а за ней — бурую взбаламученную реку и раскисшую дорогу… а не зеленые нивы с Дальней кромкой синих гор на горизонте, как из окна своей спальни в Ворлане.

Примас уже сидел в приемной — хрупкий, напряженный, зябко пряча руки в широкие рукава шерстяного балахона.

Слуги в комнате не было — лишь гвардеец, впустивший священника, дежурил у двери, и лорд Ансард сам плеснул себе из стоявшего на решетке жаровни сосуда в тяжелый серебряный кубок.

— Устраивайтесь поудобнее, ваше святейшество, — произнес Ансард, — вина?

Примас покачал головой.

— Я не очень хорошо понимаю, зачем вы меня пригласили.

— Я тут человек новый, — сказал Ансард, усаживаясь в кресло напротив примаса, — посторонний. А государственная политика — дело тонкое… Возможно, я чего-то не понимаю и нуждаюсь в мудрых наставлениях. Кубок в его руке вбирал красноватое пламя жаровни и оттого казался раскаленным.

— Похвальная скромность, — сухо сказал примас, — но почему бы вам не испросить совета у вашего дядюшки, его светлости?

— Ну, всегда имеет смысл знать по меньшей мере две точки зрения…

— Что ж… — неуверенно проговорил примас.

— Вот, например, герцог Орсон… по слухам, не слишком щедрый человек. И говорят, точит зубы на Солер. Пока мы были в силе…

— Может, он и не слишком щедрый, как вы говорите — возразил примас, — но, насколько я знаю, неглупый. Скупость имеет свои положительные стороны — как правило, торговать дешевле, чем воевать.

— Солер слаб. Что стоит герцогу, воспользовавшись моментом, взять его под свою руку?

— И получить голодную провинцию? Смуту и разбой — под самым боком? Тем более что Солер не так уж слаб. Во всяком случае, у него есть союзники…

— Верно, — медленно проговорил Ансард, — терранцы. Эти послы… Странные они, вам не кажется? До меня в Ворлан доходили самые разные слухи.

— Не кажется ли мне? Что именно? — удивился примас.

Ансард помедлил, вертя в руках кубок. Потом неуверенно произнес:

— Скажите… а вы не связываете нынешние… неприятности… с появлением послов? Когда они высадились на берег? В конце зимы? До тех пор Солер процветал…

— Чушь, — устало сказал примас, — кем вы их считаете? Ангелами смерти? Посланцами Темного? Мстителями?

— Это зависит, — заметил Ансард, — от того, кем они являются в действительности.

— Возможно, вам это покажется странным, сударь, — слабо усмехнулся примас, — но я не суеверен.

— Однако кое-какие печальные совпадения имеют место, вы не находите? Этот потоп… голод… Разве вас не тревожит, что люди, не выдержав всех испытаний, могут отвернуться от истинной веры?

Священник моргнул.

— Послушайте, сударь… Я тронут вашим участием, но моя паства — это еще и подданные его светлости. Он отвечает за их тела в той же мере, в коей я — за их души. Почему бы вам не поделиться своими тревогами с ним?