Farsi Rustamov - FLATUS VOCIS

– Ладно, блядь! – рявкнул наконец Капронов. – Поезжайте по своим адресам. Трясите, блядь, чеченцев, глядишь, чего скажут. Ищите, откуда взялся этот херов пластит. Опросите всех вьетнамцев на базарах. Узнайте, кто из них продал больше одной пары в руки этих блядских часов для взрывателей.

Михаил Никанорович Капронов был очень интеллигентный и начитанный человек. Он наизусть знал «Евгения Онегина», регулярно посещал оперу, аккуратно коллекционировал книги из серии ЖЗЛ, бегло говорил по-немецки и по-шведски. В эти тяжелые минуты ему было по-отечески больно смотреть на своих подчиненных, с печальным видом покидавших его кабинет, и чтобы их хоть как-то приободрить, он заорал им вслед:

– И не хера лазить часами по Интернету! А то я вас, блядь, за такую работу всех в Чечню ушлю! На передовую!

После этих слов Михаил Никанорович прокашлялся и с чувством выполненного долга спокойным голосом сказал,

– Володя, задержись на минуточку!

– Слушаюсь, товарищ полковник! – отозвался долговязый парень, державший в руке толстую красную папку.

Федот сидел на скамейке и учил смешную лохматую собаку выбрехивать морзянкой старомодное боцманское ругательство, которое от двойного перевода определенно теряло известную долю своей образной выразительности. Собака проявляла изрядное рвение, хотя туго затянутая на ее шее кабестановая петля портила тембр исполнения неестественной хрипотой.

Подобная дрессура требовала не только особого усердия, но и весьма специфического знания. И то и другое Федот приобрел во время службы радистом на атомной подводной лодке, которая за три года, проведенных в далеком походе, всплывала всего два раза, да и то, как говорили, без особой нужды.

Стоит сказать, что от сопричастности великой тайне погружения Федот слегка подвинулся рассудком, так что был даже вследствие этого комиссован. Причину внезапного помешательства врачи объяснили причудливой контаминацией обрывков флотской лексики, слившихся в голове Федота в одну навязчивую фразу, ставшую причиной непрекращающейся патологической тревоги, перераставшей местами в персекуторный бред, в ходе которого Федот забивался в какой-нибудь темный угол радиорубки и, испуганно причитая «Кок на судне травил помалу», сутками отказывался от питья и еды.

Незначительное для жизни гражданской обстоятельство федотова помешательства создавало, тем не менее, серьезные проблемы для тех, кто пытался найти с ним общий язык или просто вступить с ним в контакт. Соседи с подобным положением дел давно уже свыклись, а вот молодому сотруднику Федеральной службы безопасности, протянувшему Федоту аккуратную красную корочку, было совсем уж не привычно вместо обычного «Здравствуйте!» услышать резкое:

– Тот не коммунист, кто в мавзолее не лежал!

– Извините? – прокашлялся молодой человек, – Я из Федеральной службы безопасности. Хотел бы задать Вам несколько вопросов относительно обстоятельств вчерашнего взрыва.

Понятное дело, что услышать в ответ на такое вежливое обращение отрывистое «Пошел на хер!», заставит любого думать, что он имеет дело со вполне нормальным человеком. А чем нормальнее человек, тем больше к нему подозрений.

– Вы знаете, кто здесь изображен? – строго спросил молодой сотрудник, протянув Федоту фотографию Егора Каляева.

– Клоун! – уверенно ответил Федот, продолжая перебрехиваться с собакой.

– Почему Вы называете этого человека «клоуном»? – серьезно спросил молодой сотрудник.

– А почему золотые слитки делают в форме гробов? – задумчиво проговорил Федот и тихо заплакал.

Молодой сотрудник пришел в Федеральную службу безопасности не из-за денег и не из романтики, а из любопытства к тому, сколь вычурным образом неожиданно подмеченные мелочи превращаются в грозные знамения грядущего разоблачения. Он трепетно относился к тем, кто вместо прямых ответов на конкретные вопросы затевал изощренную словесную игру, из которой истину надо было выуживать по крупицам. Он принимал чужую игру и играл по всем ее правилам.

– Вы видели в этом доме золотые слитки? – спокойно спросил молодой сотрудник.

– Клоун-клоун! У него много ценностей! Он их закапывает с теми, у кого их отнял! – с волнением в голосе, качаясь из стороны в сторону, бормотал Федот.

– А у кого «клоун» отнимает ценности? – продолжал свои маневры молодой сотрудник.

– Оборудуй людей бортовыми самописцами! Читай расшифровки! А меня не спрашивай! Не спрашивай! – плаксиво запричитал Федот.

Молодой сотрудник вдруг подумал, что этот странный парень предлагает, в общем-то, дельные вещи. Вот бы каждому человеку приделать «черный ящик», какой бы тогда уж терроризм и кто бы на него решился!

Продолжая осмысливать глобальные изменения, порождаемые подобным нововведением, молодой сотрудник задержал взгляд на полуразрушенной стене дома, где на потрескавшейся еще задолго до взрыва штукатурке, он увидел короткое, но емкое граффити: «Я тоже Patriot». Вызывающая наглость латиницы, инкорпорированной в кириллический ряд, мгновенно вернула молодого сотрудника к реальности.

– Вы можете мне сказать, что там написано? – внезапно спросил он у Федота, показывая рукой на разрушенную стену.

Федот рывком повернул голову к стене и быстро насвистел морзянкой то, что там было написано, ничуть не смутившись присутствия в тексте иностранного слова. Молодой сотрудник ухмыльнулся и, включив спрятанный в кармане диктофон, обратился к Федоту с вежливой просьбой:

– Благодарю Вас за беседу! Она была весьма содержательной! Но прежде чем я уйду, настоятельно советую Вам рассказать о Егоре Каляеве, или о «клоуне», Вашей собаке. Мне кажется, ей будет грозить опасность, если она не узнает от Вас, кто приходил к Каляеву в этот дом, и чем они тут все занимались.

Федот насупился, посмотрел на разрушенную стену, судорожно взмахнул рукой, затем повернулся к своему заскучавшему уже без дела псу и отрывисто залаял, гримасничая и выделяя интонацией те места, которые, как небезосновательно полагал молодой сотрудник, заслуживали особого внимания органов.

– Как ты себя чувствуешь, Иван? – тихим голосом спросил Артемий.

– Как Джимми Хендрикс на фестивале бардовской песни. – морщась, ответил Иван Антонович.

– Все шутишь!

– Какие уж тут шутки!

– К тебе кто-нибудь приходил? – спросил Артемий.

– Да! Всякие там следователи, да еще эти, из ФСБ, – устало ответил Иван Антонович.

– Что спрашивают? – продолжал интересоваться Артемий.

– Спрашивают, кем мне приходился Егор Каляев, и что я у него в ту ночь делал.

– Что отвечаешь? – принужденно зевая, продолжал Артемий, хотя в его голосе начинало чувствоваться волнение.