Алексей Оверчук - Тени войны

— Люди жизнь за Родину отдают, а тебе зубика жалко! — укорил Миша.

— Он мне всю морду раскурочит!

— Еще не факт, — вкрадчиво сказал Женя. — А вот если будешь и дальше упрямиться, мы с Мишей тебе точно раскурочим. И не только морду.

— Грубый ты, Женя, — укорил Миша, — и ни хрена не женственный… — Он отстегнул флягу с пояса и поднес к моим губам: — Хлебни для храбрости, герой! Спирт, спирт.

Я помотал головой — в смысле, нет.

Дантист перехватил Мишину руку с фляжкой. Махнул оттуда глоток, содрогнулся, промычал нечленораздельно. Потом склонился надо мной — почти вплотную, лицом к лицу. Типа будем лечиться или глазки строить?

Не будем! ТАК лечиться не будем! Я состроил глазки, выпучив их.

Дантист левой рукой вдруг схватил меня за ухо и пребольно щипнул.

Я заорал благим матом. Естественно, раскрыв рот. Со сноровкой, которая бывает лишь у вдребезги пьяных, дантист влез клещами в мой раззявленный в крике рот. Уха моего, кстати, не выпустил, продолжал терзать. Так что я продолжал орать.

Во рту у меня гадко хрустнуло. Дикая боль вонзилась шилом в мозг. Я выметнулся из кресла. Дюжина спецназовцев не удержала бы, а тут всего двое, Миша и Женя!

Я бросился к двери. Изо рта хлестала кровь. Дантист, оказавшийся на моем пути, был сбит с нетвердых ног, брякнулся на пол. Клещи с моим выдернутым зубом вылетели у него из рук и угодили в стеклянный шкаф.

Звон и дребезги!

Миша и Женя, хрустя ботинками по осколкам, бросились искать среди этого крошева то, ради чего, собственно…

Я бессмысленно колотился в дверь, как бабочка в окно. Дверь была заперта. Как же, как же. Особо секретное мероприятие!

— Нашел! — Миша вертел в руках зуб.

— Уф! — выдохнул Женя облегченно. Сделал два вкрадчивых шага ко мне и ткнул пальцем куда-то под ухо.

Я потерял сознание.

…Когда пришел в себя, обнаружил, что снова сижу в том самом зубоврачебном кресле.

— Очнулся? — ласково спросил Миша. — Чудненько! Открой-ка ротик, пожалуйста.

— Жашшшеммм? — прошамкал.

— Не зачем, а почему, — вкрадчиво поправил Женя. И сам же ответил: — Потому что. Надо убедиться, тот ли это зуб.

А если вдруг не тот? Что, все снова и опять?! Еще одну попытку, еще одну попытку! Волна холодного пота окатила меня с ног до головы. Но волей-неволей рот пришлось открыть. Иначе бы захлебнулся от собственной крови.

Я отрыл рот. И закрыл глаза.

— Твое счастье, герой! — обрадовал Женя. — Зубик вырвали тот, что надо.

Я густо сплюнул накопившееся в плевательницу. Кровавые брызги попали на камуфляж Жени. Он и глазом не моргнул. Ну, еще бы! Привычен к крови.

— Хочешь все-таки спиртику? — подобрел Миша.

Я хлебнул против души. Обожгло!

Миша плеснул из той же фляжки на платок и этим платком тщательно вытер мой вырванный зуб, спрятал в нагрудный карман:

— От имени командования! Выражаю тебе благодарность!

Мне захотелось ударить его. Но я инстинктивно поостерегся. Инстинкт самосохранения.

В отряд спецназа 201-й дивизии меня привезли с кровоточащей десной и шальными от боли и спирта глазами. В уазик я лезть отказался. Лучше на броне БТРа, с ветерком. Поездка с ветерком принесла некоторое облегчение.

Прибыли.

Из-под навеса курилки мне навстречу выскочил… Сашка Колчин!

— Сашка! Ты откуда здесь?!

— От верблюда! — Колчин протянул мне ксиву, пачку денег и бумажку с печатью: — Вот твое новое удостоверение. Я устроил тебя на работу в газету «Вечерний курьер». Вот твои командировочные. А вот само командировочное предписание. По приезде в Москву напишешь для них несколько репортажей о Таджикистане. Все уже согласовано.

Я выдавил из себя банальное «спасибо», хота Сашка заслуживал, конечно, более эмоциональной благодарности. Впрочем, настоящим друзьям не требуется бурных доказательств дружбы.

— Пожалуйста, — усмехнулся Колчин и оглядел меня с той мужской нежностью, на которую способен лишь настоящий друг. — Ну, как ты?

— Нормально, — сказал я. — В Париже вот побывал. Еще в Пекине. Масса впечатлений.

— Завидую!

— Ох, не завидуй!

Мы поняли друг друга. Его наверняка ввели в курс дела — по минимуму, но растолковали, что к чему. Иначе б его здесь и не было. Ну, а подробности — это я ему потом, когда и если вся нынешняя круговерть закончится, и закончится более-менее благополучно.

К нам подскочил Шархель, гаркнул командным тоном:

— Ну-ка, в строй, бойцы! Для вас что, нужен отдельный приказ ставки Верховного главнокомандующего?!

— Какой строй? Мы свое отслужили! Мы мирные люди, и наш бронепоезд…

— Вас внесли в боевой приказ. Дело серьезное, так что нечего паясничать. Слушать командира! Марш!

…На плацу перед штабом отряда спецназначения 201-й мотострелковой дивизии уже выстроились по ранжиру Миша с Женей, бойцы бронегруппы, водители. Нас поставили в конец шеренги.

— Слушай приказ командира части о выполнении боевого задания!.. Выдвинуться бронегруппе в составе… — перечень фамилий, среди которых и наши с Колчиным, — для пресечения преступной и антигосударственной деятельности… По выполнении боевого задания вернуться в расположение части… Начальник штаба Двести первой мотострелковой дивизии, полковник Крюков. — И уже нормальным, неуставным тоном: — Удачи вам, ребята… По машинам!

— А почему нас внесли в приказ? — спросил я Шархеля уже на броне мчащегося БТРа.

— Потому что не взять тебя не могли. Сам слышал, ты им нужен для опознания. А чтобы не болтал лишнего, приказом сделали тебя на время военнослужащим.

— Ни фига не понял.

— Ты присягу давал?

— Ну.

— Баранки гну. Присяга дается один раз в жизни и действует, пока не околеешь. Что там написано? «Клянусь хранить военную и государственную тайны». Вот и будешь хранить. Даже когда все это закончится, и ты снова станешь гражданским — болтать об этой операции не имеешь права. Вот когда околеешь, тогда трепись сколько влезет.

На скорости в девяносто километров в час два БТРа пробивались сквозь плотную жару, карабкались по горным дорогам. Люки моторных отсеков откинуты, чтобы двигатели не перегревались и хоть как-то «охлаждались» ветерком. Встречный теплый ветер не освежал, а, наоборот, усыплял.

— Все наблюдать друг за другом! — рявкнул Шархель. — Особенно вас касается, журналюги!

— Почему это нас — особенно? — захорохорился Сашка Колчин.

— Потому что у вас опыта нет наживного. Хоть и внесены в приказ. Уснешь на ходу, свалишься с БТРа, сломаешь себе шею. Понятно? Короче! Не спать, следить за товарищем! И как только твой корефан поползет головой навстречу дороге, хватай его за шкирку!

Справа и слева проплывали горы. Из-под колес БТРа то и дело вылетал гравий, норовя поразить бойцов, сидящих на броне замыкающей машины. БТРы разъехались на большую дистанцию, чтобы ненароком не покалечить личный состав.