Дмитрий Янковский - Разбудить бога

«Ну и сукой же я стал... — с неприязнью подумал я. — Хуже Кирилла».

У меня мелькнула мысль, что, если Катька уедет на гастроли, мы можем расстаться на неделю или даже больше. Я зажмурился и поцеловал ее в мочку уха. Сердце забилось чаще, я скользнул ладонью по ее спине и ощутил, как она прогнулась, — Катька крепче прижалась ко мне. Наши губы встретились и слились в неожиданно жарком поцелуе. Мир дрогнул. Его словно ударной волной разнесло далеко в стороны, оставив нас наедине друг с другом, Я не ощущал кровати под нами, не ощущал потолка и стен — только наши слившиеся воедино тела и первозданную бесконечность Вселенной. Мы вместе, шаг за шагом, прошли все фазы зарождения мира — медленный нагрев первозданной материи, слияние проточастиц под воздействием нарастающей энергии, а затем Большой Взрыв, вознесший наше объединенное естество на пиковые вершины разгоревшейся страсти. Через несколько минут безудержное пламя начало остывать, мир вокруг нас сомкнулся, встав на прежнее место, а мы остались лежать, обнявшись, на пахнущих лавандой простынях.

— Как долго мы не были вместе... — шепнула Катька мне в ухо.

— Больше недели, — ответил я, не открывая глаз.

Она положила голову мне на грудь.

— Если бы не ты и не Макс, этот мир не стоил бы ни гроша, — еще тише сказала она. — Жаль, что нельзя сделать новый.

— В новом нам может и не найтись места.

— Может. Но все равно этот очень уж криво устроен. И ничего с этим сделать нельзя — ни усилием, ни старанием, ни деньгами...

Я не стал отвечать. Да и что на это можно ответить? Я лежал с закрытыми глазами, уже ощущая приход того странного и совершенно уникального ощущения, которое всегда наступает через несколько минут после хорошего секса. Его почти невозможно передать словами, то ощущение, поскольку оно за пределами внутреннего диалога между сознанием и органами чувств. Оно целиком состоит из смутных образов, часто совсем непонятных. Мысли ощущаются чуть ли не физически, они бродят под черепной коробкой, сливаются в причудливые фигуры, а потом оказывается, что форма этих слившихся фигур и есть новая мысль. Еще в таком состоянии кажется, что можно видеть с закрытыми глазами. Вот и сейчас, не поднимая век, я довольно отчетливо видел комнату и мог сказать, где что стоит на полке. Однако это ощущение было ложным — несколько раз в таком состоянии я пробовал открывать глаза, и каждый раз выходило, что предметы находятся не там, где мне привиделись. Когда-то это меня огорчало, но сейчас нет. В мире оказалось много более весомых чудес, чем умение видеть с закрытыми глазами. Мне теперь хватало того, что это ощущение было до предела приятным. В мире, несмотря на все его чудеса, приятного остается все меньше.

Мысли в голове бродили, сталкивались, сливались, образуя все новые и новые формы. Это внутреннее созерцание настолько сильно меня увлекло, что я незаметно погрузился в сон. Честно говоря, я это не сразу понял. Просто мысли как-то очень незаметно превратились в клубящиеся облака, медленно плывущие мимо меня. Это было странно — я ощущал под ногами опору, но в то же время вокруг не было ничего, кроме неба и кучевых облаков. Вспомнились детские мечты: лежать в этих белых лохматых перинах и поглядывать сверху на землю, на то, как проплывают внизу крошечные домики, поля, деревья и серые нити дорог. Пожалуй, в этом мире такой фокус можно было бы устроить без особого труда — облако, в котором я находился, уверенно держало меня. Сделав несколько шагов, я убедился, что пушистый материал, из которого оно состоит, довольно упругий и полупрозрачный. Он мало походил на вату, скорее напоминая поле, вроде магнитного. Только видимое. В детстве я любил играть магнитами, поднося их друг к другу одноименными полюсами. При этом они вели себя чудесным образом — отталкивались, словно между ними пролегал слой невидимой мягкой резины. И вот такая же странная субстанция теперь держала меня.

Над головой ярко светило солнце, но было оно, на мой взгляд, чуть желтее, чем на привычном земном небосводе. Ветер почти не ощущался, его силы хватало только колыхать волосы, но, когда я добрался до края облака, у меня дух захватило от скорости, с которой оно неслось над землей. Километров сто в час, не меньше. Внизу плыли бесконечные горные массивы, расползающиеся к горизонту. Казалось, можно рукой дотянуться до самых высоких вершин. При взгляде на этот фантастический пейзаж да еще в столь фантастическом ракурсе, сердце замирало от восторга. Облако подо мной клубилось, непрерывно меняя очертания, воздух был чистым и свежим, я и не думал, что хоть в одном из миров можно с таким наслаждением дышать полной грудью. Несмотря на яркое солнце, было прохладно, скорее всего из-за высоты, на которой меня несло ветром.

И вдруг я ощутил настойчивый, иначе не скажешь, взгляд в спину. Медленно обернулся и разглядел позади себя Северного Оленя. Он стоял, опустив голову, как бы в нерешительности, чуть искоса поглядывая на меня. Я вспомнил, как напугал меня его взгляд в прошлом сне, но сейчас кроткое травоядное подобных фокусов выкидывать, похоже, не собиралось. Но все равно беззаботное и восторженное счастье, только что владевшее мной безраздельно, понемногу начало улетучиваться, как утренний туман над лесным озером.

— Здравствуй, — очень грустно и тихо сказал Олень.

— Привет, — ответил я, перебираясь на середину облака.

— Тебе нравится здесь?

— Да.

— Я нашел этот образ в твоих детских мечтах, — сообщил Олень. — Хотелось сделать тебе нечто приятное. Среди бесконечности сфер всегда можно найти то, что нужно. Особенно если знать, что и как искать.

— Это настоящий мир?

— Да. Один из великого множества. — Он помолчал немного, затем спросил напрямик: — Хочешь попасть сюда после смерти?

— Ты что, можешь это устроить? — Я не смог скрыть сарказма.

— Да, — просто ответил Олень. — Это одна из многих моих возможностей. Один из людей написал, что у Господа обителей много. Он сам не представлял, насколько прав. Ему я тоже позволил самому выбрать мир для пребывания в вечности. Мне понравилась эта фраза про Господа.

— И что он выбрал? — заинтересовался я.

— Рай, — коротко ответил Олень. — В его понимании, разумеется. Мир без гравитации и без тверди, заполненный светом.

— И ему понравилось?

— Почем мне знать? — удивился Олень.

От его ответа повеяло таким же сумеречным ужасом, какой напугал меня в прошлом сне. На этот раз получилось намного слабее, но меня все равно проняло как следует. Я твердо решил избегать неудобных для Оленя вопросов.

— Честно говоря, я еще всерьез не задумывался о посмертном существовании, — сказал я. — Видишь ли, всего год назад я вообще не верил в существование души после смерти. Но, если ответ тебе требуется прямо сейчас, я готов его дать.