Майк Резник - Вдоводел исцеленный

— Вам шестьдесят два года. Вы же не намерены вновь охотиться за головами?

— Я даже не собираюсь брать в руки оружие, если, конечно, меня к этому не вынудят.

— Тогда я не понимаю…

— Я хочу знать свои возможности, на случай, если придется стрелять.

— Тогда вам надо практиковаться в тире, а не на беговой дорожке.

— Раньше я также мог пройти не одну милю. Возможно, мне больше не придется далеко ходить, но я не хочу отказываться от того, что умел, только потому, что прекрасно обойдусь и без этого. Зачем читать? Многие никогда не открывали книгу, а ничего, живут. Зачем слушать музыку? Она не удлиняет жизнь. — Он помолчал, а пот продолжал градом катиться с лица. — Я хочу стать прежним Джефферсоном Найтхауком. Роль худосочного карлика, притворяющегося, будто он — Джефферсон Найтхаук, меня не устраивает. Надеюсь, идею вы поняли?

— Разумеется, — кивнула врач. — Непонятно мне другое. Почему нельзя стать Джефферсоном Найтхауком, осторожно увеличивая нагрузку, шаг за шагом продвигаясь к поставленной цели, без риска причинить себе непоправимый вред. А так вы можете просто загнать себя.

— Потому что меня восхищает совершенство.

— А оно тут при чем? — В голосе врача слышалось недоумение.

— Давайте вернемся к тому времени, когда меня звали Вдоводелом. Я же был не просто опытным охотником за головами. И меня уважали не потому, что я просто ловко управлялся с оружием. Я был лучшим. Все свои навыки я отточил до совершенства. Такой уж у меня характер, и на меньшее я не согласен. Если шестидесятидвухлетний Джефферсон Найтхаук на что-то способен, он это обязательно сделает.

— Я стараюсь вам в этом помочь. Он покачал головой:

— Вы стараетесь помочь мне стать относительно здоровым стариком. Я же пытаюсь стать Джефферсоном Найтхауком. — Дыхание у него участилось. — А Джефферсон Найтхаук не любит постепенности. Ему нужно все и сразу.

— Возможно, он не любит постепенности, но у него краснеет лицо, поднимается кровяное давление и он устает. — Врач протянула руку к пульту управления. — Позвольте мне выключить беговую дорожку.

— Не смейте, — таким голосом Найтхаук убеждал не одного преступника, что бросить оружие — для него наилучший вариант.

— Как скажете. — Врач поднялась, направилась к двери. Если я не услышу, что вы упали, вернусь через пять минут.

— Через десять, — догнали ее слова Найтхаука.

— Я думал, вы собираетесь выращивать цветы, — сказал Киношита, входя в палату Найтхаука.

— Собираюсь.

— Тогда зачем вы поднимаете гантели?

Найтхаук позволил себе улыбнуться.

— А вдруг придется выдирать сорняк с глубокими корнями.

Киношита взглянул на гантели:

— И сколько в них сейчас?

— По сорок фунтов в каждой.

— Так это много!

— Мало.

— Но ведь вы только месяц как проснулись. Первые три недели вас лечили от эплазии, вам уже сделали первую пластическую операцию. Так что я бы удивился, узнав, что вы поднимаете каждой рукой по пять фунтов. А сорок — это просто фантастика.

— Последнюю пластическую операцию мне должны сделать через пять недель. Я хочу покинуть больницу в этот же день. Так что надо набирать форму.

— Для того, чтобы ходить, или для того, чтобы убивать?

— Какая разница.

Киношита сел, заулыбался.

— Что вас так позабавило? — пожелал знать Найтхаук.

— Вы знаете, почему я пришел? — спросил Киношита.

— Понятия не имею.

— Доктора опасаются, что вы загоните себя, что ваш организм, которому и так досталось, не сможет выдержать таких нагрузок.

— И вас это позабавило, так? — Найтхаук продолжал поднимать и опускать гантели. — Мои клоны ничего не говорили по поводу вашего чувства юмора?

— Меня забавляет другое. Они же попросили меня переговорить с вами. У вас нет семьи, нет близких друзей, нет даже знакомых, а я по крайней мере общался с вашими клонами. — Он хохотнул. — Тот, кто их знал, не стал бы и пытаться просить вас изменить уже принятое решение.

— И вы не станете?

— Послушайте, вы же для меня — идеал. А ваше желание — закон.

— Тогда почему вы согласились прийти?

— Если бы не пришел я, они послали бы кого-то еще. Человека, который мог и не знать, что с Вдоводелом не спорят. — Широкая улыбка. — В больнице и так достаточно пациентов. Еще один им ни к чему.

— А вы умнее, чем я думал.

— Благодарю.

— Не уверен, что это комплимент.

Киношита одобрительно смотрел на Найтхаука, который стоял перед зеркалом, изучая свое лицо. Кости еще выступали в тех местах, где хирурги уже убрали омертвевшие ткани и кожу, но не заменили новыми. В остальном же лицо выглядело достаточно здоровым.

— Неплохо, — прокомментировал Киношита. — Пусть старше, пусть с новыми морщинами, но, безусловно, Джефферсон Найтхаук.

— В основном синтезированный Найтхаук. Они взяли соскобы моей кожи, поместили в питательный раствор, что-то с ними сделали, и я получил новые веки и нос. Левое ухо тоже искусственное.

— Едва ли его можно назвать искусственным. ДНК-то ваша.

— Они не те, с которыми я родился, — ответил Найтхаук. — Как мне их называть?

— Модернизированными, — без запинки ответил Киношита.

— Отнюдь, — покачал головой Найтхаук. — В свое время Внутреннее Пограничье терроризировал убийца, которого звали Однорукий Бандит. Так вот, в его ручной протез встроили лазерное ружье. Вот это называлось модернизацией. А мне заново синтезировали лицо. Мои глаза не видят в инфракрасном диапазоне, уши не слышат ультразвуковые волны, нос не может уловить аромат духов медсестер. Разница только в том, что на этой неделе персонал больницы уже не морщится, когда я попадаюсь кому-то из них на глаза.

— Не скромничайте. Это уже большое дело.

— Пожалуй.

— И потом, если вы захотите что-нибудь «модернизировать», трудностей не возникнет. Вы же богаты.

Найтхаук вздохнул.

— Едва ли мое тело выдержит новые операции. Мне не двадцать пять и даже не пятьдесят.

— Действительно, редко кому из садовников может потребоваться лазерное ружье. Скорее им нужна легкая рука, от прикосновения которой все растет вдвое быстрее.

— Согласен с тобой.

— Так где мы собираемся осесть и выращивать цветы?

— Мы?

Киношита кивнул.

— Я думал, что в своем деле я — дока. До того самого момента, как меня наняли, чтобы тренировать вас. Вернее, ваших клонов. Мне хватило минуты, чтобы понять, с кем столкнула меня жизнь. Я осознал, раз и навсегда, что рядом с вами мне делать нечего. Какое-то время я сильно переживал, все-таки такой удар по самомнению, но потом увидел, сколько усилий надо положить, чтобы выйти в нашем деле на уровень компетентности. — Он помолчал, тяжело вздохнул. — Мне это не по плечу. Я могу восхищаться тем, что вы делаете, не стремясь повторить ваши достижения… и не желаю приносить жертвы, на которые ради этого идете вы. Так что я готов таскать ваши чемоданы, вскапывать ваш садик, открывать дверь вашего дома, готов делать что угодно, лишь бы оставаться рядом с вами и тем самым постоянно напоминать себе, что я больше не слуга закона и не охотник за головами. Полагаю, в таком статусе мне удастся прожить дольше.