Кристофер Раули - Черный корабль

Разделителю предстояло спроецировать некий наделенный самосознанием объект, простую математическую аномалию, серию самоугасающих, колебаний, по сути дела — часть его собственного существа. Конечно, в процессе трансформаций придется пожертвовать десятью процентами своей жизненной силы, чтобы произвести микропсион и, переоборудовав великую лабораторию Нумала, направить его на Фенрилль.

Разделитель старался отыскать способы воздействия на среду, в которой находилась «бутылка» — место его заточения. Потихоньку дело пошло. Машины по циклу выбивались из нормального ритма, и вскоре случилась первая авария — Нумал сжег свой оптический орган. Когда он вышел из строя, его заменили медицинские роботы, а внутри бутылки лихорадочно заработал Разделитель. В самой лаборатории тоже царила небывалая активность, хотя там не было ни одной живой души.

Вскоре все наладили заново. Оборудование действовало безукоризненно, компьютер запустил сложную программу, и микропсионы под косым углом полетели в никуда.

Вернувшись, Нумал был поражен — лаборатория совершенно преобразилась, исследовательская работа кипела вовсю.

На планете Фенрилль, в глубине великого леса, одно из деревьев вдруг запело. Колебания частотой примерно двадцать семь тысяч герц, недоступные для человеческих ушей, властно манили к себе вудвосов.

Один из них подскочил к поющему дереву, протянул длинные руки и обнял маму.

Маленькая голубая искра пробежала, потрескивая, между ними. Вудвоса отшвырнуло от дерева. Все восемь глаз моментально закрылись, все тело — от длинных, тяжелых пальцев на ногах до серо-коричневого хохолка на параболической голове — било дрожью. Чтобы удержаться на ногах, ему пришлось выставить вперед десятиметровую руку и опереться о древесный ствол. В следующий момент глаза его широко раскрылись, и в первый раз за все свое существование вудвос пришел в сознание.

Какие-то странные воспоминания, унаследованные от предков, теснились у него в голове. Он пытался освоить этот новый опыт, настолько чуждый рту материнских деревьев. Оглядевшись по сторонам, он вдруг увидел, что стоит в лесу. В голове у него наступила полная путаница — солнце казалось не того цвета, а гравитация — слишком слабой. Воспоминания, спрятанные в его клетках с тех пор, как Аризели посадили на Фенрилле первые рощицы великих деревьев, теперь пробивались наружу сквозь напластование менее давних событий. Совершенно смятенный, вудвос скрылся в своей берлоге. Он в первый раз осознал себя.

Такого на Фенрилле не случалось за все семьдесят миллионов лет его существования.

Чоузен проснулся в тяжком похмелье. Он неуверенно сел на кровати и потер глаза, стараясь стряхнуть с себя вязкий сон. При каждом его выдохе каюта наполнялась едким зловонием. Он совершенно не помнил, как добрался до своего отсека. Не помнил, как разделся. Но как бы то ни было, сейчас он находился в своей собственной, стерильно чистой комнате, в собственной, стерильно чистой пижаме.

Что-то, случившееся в недавнем прошлом, смутно тяготило его — нечто такое, что он инстинктивно старался не вспоминать. Однако непрошеные воспоминания все-таки прокрались в сознание, и он съежился от стыда. Да, можно себе представить, каким ничтожеством он выглядел. Чоузену отчетливо представилось недоверчивое выражение на лице отца в момент, когда тому начнут живописать подвиги сына. Вот она, самая яркая иллюстрация материнских высказываний о «зрелости»!

Как он ненавидел это слово! Как он ненавидел, когда его судили с позиций этой самой пресловутой «зрелости»! Интересно, что сказал бы Рва… Наверное, прорычал бы что-нибудь вроде: «Ну дает человеческий несмышленыш!», сопроводив свои слова раскатами смеха. От этой мысли Чоузен похолодел. Да, кажется, еще было что-то с Чи Линь Вей… И тут же ее образ всплыл у Чоузена в памяти, прекрасный, как сон.

Что она теперь о нем подумает?

Он прислонил голову к холодной стене крохотной душевой кабинки. Потом нажал кнопку водяного душа. От холодной воды его вначале бросило в дрожь, но он заставил себя перетерпеть. Когда через пять минут зазвенел таймер, в голове немного прояснилось, а кожа снова обрела обычный блеск. Тут он посмотрел вниз и заметил небольшой голубой конверт, подброшенный под дверь.

Это была настоящая бумага, украшенная стилизованным портретом Чи Линь Вей из золотых листиков. Осторожно, с замирающим сердцем он вскрыл конверт. Письмо было написано мелким аккуратным почерком, настоящими чернилами. Невольно восхищаясь столь изящным способом связи, принятым в средневековье, Чоузен прочитал:

Боюсь, что сегодня гостям предстоит поездка по кораблю. Значит, придется пробыть здесь до тех пор, пока флотские не продемонстрируют нам всю свою сногсшибательную технику. Корабль огромный, и поездка наверняка займет несколько часов. Впрочем, я уверена, вы уже и сами все это знаете, бедняжка. Надеюсь увидеть вас живым и здоровым в 01:00 часов в кают-компании, где к нам присоединится коммодор Тиакс. Очевидно, он собирается лично возглавить эту поездку. Должна предупредить вас, что Тиакс — страстный любитель военной истории, очень интересуется военными кампаниями вашего отца и к тому же невероятно словоохотлив. Так что мужайтесь. Да, кстати, возвращаясь к событиям вчерашнего вечера: вам, наверное, приятно будет узнать, что вы прощены. Конечно, это были мои любимые туфли, но вспомнив, что туфли эти гораздо старше вас, я приняла случившееся с вами за некое предначертание и выбросила их. Скорее всего их уже переработали в рыбий корм. Так что вы — всего-навсего посланник всесильного рока. А посему я благодарю вас и с удовольствием проведу сегодняшний день в вашем обществе.

Послание это увенчивалось замысловатым вензелем и источало тонкий аромат духов.

Чоузен сделал глубокий вдох и, прислонившись к стене, открыл тайник с фарамолом, сделанный в каблуке ботинка, извлек зернышко и положил на язык. «Бедняжка»!

Во время бритья он уже чувствовал себя значительно лучше. Ему не терпелось снова увидеть Ч и Линь Вей.

Побрившись, он отправился завтракать и там обнаружил вдруг, что мир перевернулся вверх дном. Последние новости буквально ошеломили его. Оказывается, пока он спал без задних ног, на побережье разразился мятеж и сотни горцев попали в заложники.

Каждый из тройных мониторов кают-компании без устали транслировал телеобращение новых командос.

Чоузен попытался дозвониться по настенному телефону в отель, где остановилась его мать, но компьютер «Ганди» объявил, что командос запретили все телефонные переговоры.

Неужели его мама тоже в руках мятежников? На одном из экранов ведущий зачитывал списки предполагаемых заложников. Пробившись к монитору, Чоузен через компьютер связался с поисковым отделом, пытаясь навести справки о матери. Через несколько секунд на экране появилось ее имя, но без всякой информации. Помрачнев еще больше, он встал в очередь, получил порционный завтрак и принялся поглощать постылую синтетику, запивая ее жиденьким кофе. Компьютер продолжал поиск, но никаких сведений о фейнах так и не добился. Хорошая это новость или нет? Интересно, спасся ли Рва? А Играк? Зачитываемый длинный список пестрел именами мультимиллионеров, столпов горского общества. Дали Сприк, Милиция Чанг, Юзеф Хоучет… Вот только Эрвил Сприк туда не попал. Выходит, этого великана так и не поймали? Но тогда и Играк скорее всего остался на свободе…