Андрей Степаненко - Избранник

Шаман Николаев стоял прямо перед ним в широченных галифе и щегольской гимнастерке хорошего сукна, но почему-то без одного сапога. И Сашка смотрел на его монгольские скулы, жесткий черный, с красивой проседью, ежик волос и странным образом узнавал себя.

— Ты не в обиде? — испуганно спросил Сашка. — Я ведь не по обряду тебя...

Слово «сжег» он произнести не сумел.

— Прах к праху, — равнодушно произнес шаман. — А теперь ты должен принять Силу.

— Но я не хочу!

— У ребенка нет выбора, родиться или не родиться, — покачал головой шаман. — И если он сопротивляется жизни, то просто родится мертвым.

— Я боюсь, — честно признался Сашка.

— Ты не можешь бояться, ты бессмертен. Бояться может лишь твоя плоть, — криво усмехнулся шаман. — И ты должен победить ее.

— Как?

— Не обращать на нее внимания. Посмотри на свои руки.

Сашка поднес трясущиеся кисти к лицу. Грязные, обожженные у ночного костра пальцы, обломанные ногти с угольной каймой по краям.

— Нравится?

— Нет, — мотнул головой Сашка.

— Тебе не нужны руки, чтобы делать, — достал из-за спины огромный бубен шаман. — Тебе не нужны ноги, чтобы оказаться там, где ты хочешь. Тебе вообще ничего не надо, чтобы следовать Силе.

— Докажи, — глотнул Сашка и мгновенно оказался в своей квартире за тысячи километров.

Мать сидела у телевизора и, вцепившись в кресло, смотрела боевик с участием Ван Дамма. Она очень переживала.

— Чего смотришь?! Стреляй! — аж подлетела она в кресле и вдруг изменилась в лице и растерянно оглянулась: — Саша?

Она поднялась, быстро пробежала к двери, защелкала замками и открыла дверь. На площадке никого не было.

— Показалось... надо позвонить, — пробормотала мать и со вздохом вернулась к телевизору.

— Убедился? — спросил шаман. — Тогда начнем.

— Еще нет! — отчаянно замотал головой Сашка. — Не сейчас!

— У тебя нет времени, — сурово проговорил шаман. — Я начинаю.

Он ударил в бубен, и тот отозвался долгим, вибрирующим звуком. И эта вибрация легко пронизала Сашку насквозь, и он сразу вспомнил, узнал это сладостное чувство единения со вселенской Силой! Как тогда, напротив дядьки, — глаза в глаза.

Шаман ударил в бубен еще раз, и Сашка оторвался от тела.

— Господи! Коля! Он не дышит! — завопила там, внизу, старая бомжиха.

— А я че сделаю? — шмыгнул носом Коля.

И когда шаман ударил в третий раз, Сашка взвился вверх, в белое северное небо, отыскал черное отверстое жерло пещеры в склоне Шаманки и со скоростью гаубичного снаряда ввинтился внутрь. Непонятно откуда, но он совершенно точно знал, что именно здесь проходит один из немногих тоннелей в Нижний мир.

Полет был на удивление долгим. Узкая, чуть наклонная шахта вела его точно к центру Земли, но Сашка почему-то знал, что никакого центра Земли не существует и подвешенная к рогам оленей Великого Тойона Земля на самом деле почти плоская... как бубен.

Звон бубна постоянно откликался в каждой его жилке и, более того, становился всё громче и громче, а когда он достиг почти нестерпимой мощи звучания, Сашка с легким хлопком вылетел из отверстия и понял, что это и есть Нижний мир. И его тут же окружили со всех сторон, схватили и повлекли еще ниже, туда, где никто и ничто не может помешать сделать то, что надо.

— Молодой шаман будет... молодой шаман... — ликующе зашептали черные закопченные стены.

— Если выдержит... если он выдержит... — отозвалось эхо.

— Что я должен выдержать? — встревожился Сашка, и всё сразу же изменилось, потому что черные, одетые в бесплотную рванину духи поняли, что он испугался.

Они налетели со всех сторон, закружили его диким, разнузданным вихрем, и Сашка увидел замелькавшие со всех сторон отточенные до состояния бритв желтые костяные лезвия ножей.

— Мясо! — завопили они. — Мясо!

— Дай и мне кусочек! Дай и мне!

Сашку полоснули по плечу, ногам, животу, и он с ужасом видел, что вся его одежда мгновенно расползается и раздирается в разные стороны, а его самого, голого и беззащитного, уже тащат к огромному, обильно политому запекшейся кровью камню.

— Мясо...

Сашку швырнули спиной на липкий, холодный камень, и всё его тело пронизала острая боль.

— Что вы делаете?! А-а-а!! Не нада-а! — Но его уже разделывали, как барана.

Сашка, выпучив глаза и хватая воздух, видел, как легонько надрезанная по плечам и бедрам кожа со свистом, четырьмя чулками, сошла с плоти. Он даже не успел охнуть, как его перевернули, чтобы содрать кожу со спины, а затем и с груди; с хрустом сошел с головы скальп...

— А-а-а!!!

Желтые острейшие лезвия уже плясали по всему телу, вычленяя и отсекая съедобные куски.

Ему до костей рассекли бедра и мгновенно отделили от костей мощные бедерные мышцы. Стремительно сняли грудные мускулы, обнажив сдвинутые ряды желтых ребер, вырвали щеки, рывком содрали ягодицы...

Он хрипел и булькал вязкой кровавой слюной, не в силах даже кричать, но ему уже вырезали легкие, печень и сердце, вырвали гортань, и он чувствовал, как начали высасывать мозг через глаза и уши.

Его расчлененные, обглоданные кости вываривали в булькающем котле несколько часов. Сашке нечем было это чувствовать, и он просто знал, что это так. А потом бульканье пошло на убыль, вода начала остывать, и он осознал, что снова что-то ощущает. Ибо ему не нужны были уши, чтобы чувствовать, как содрогаются на дне котла его очищенные добела кости. Это была вибрация от ударов бубна. Сашке нечем было затаить дыхание: у него не осталось ни легких, ни рта. И единственное, что он мог сделать, — это просто подчиниться, раствориться в этой жизнеутверждающей вибрации. А потом наступил миг, когда Сашка снова начал ощущать боль, но это была сладостная боль новой жизни.

Это было странно, но кости вдруг словно снова начали собираться в одно целое, и на них из густого, сваренного из его же мышц и сухожилий бульона начало оседать нечто новое. И наступил момент, когда Сашка понял, что у него снова есть руки и ноги, что он уже начал что-то слышать и даже видеть.

— Скоро новый шаман родится, — счастливо шепнул кто-то невидимый.

Сашка попытался пошевелить конечностями, глотнуть воздуха, но вокруг были только вязкие околоплодные воды и мягкие, но прочные стенки котла. Он чувствовал себя выросшим в просмоленной бочке царевичем, которому уже тесно в прежнем вместилище, но сил разломать эту тюрьму еще не хватает.

— Давай, сынок! — болезненно выдохнула мать. — Ну!

Он поднатужился, но жерло котла, в которое он легко вошел по частям, для него целого было слишком узко.

— Давай, племяш! Поднатужься! — ободряюще произнес дядя Женя. — Еще немного!

Сашка протиснул голову и понял, что уже выглядывает из продымленной, лишенной кислорода пещеры на холодные, жестокие звезды беспощадного внешнего мира. И ему туда не хотелось.