Алексей Фомичев - Правила чужой игры

– Ясно. И мои на месте. Ждем. – Я глянул на часы, был полдень. – В течение часа должен быть выход на связь. Но гость может прийти и раньше. Так что повнимательнее. Себя не засветите.

Оперативник дернул краем губ.

– Не засветим.

Я очень на это надеялся. Плошир, озабоченный поимкой шпиона не меньше меня, выделил в помощь лучших специалистов. Я рассадил их по периметру пустыря и возле церкви. И две группы отрядил на дальние подступы. Они должны скрытно проследить за тем, кто придет сюда. В чем, в чем, а в деле негласной слежки они были асы.

– «Ромб», «Угол‑1», мы на месте.

– «Угол‑2» – тоже.

Это уже мои парни докладывали о готовности. Пустырь, церковь и все окрестности были под контролем. Откуда бы ни пришел гость, он попадал под плотную опеку.

– Всем – полная готовность. Гостя, если пожалует, пропускать. Работаем по моей команде. Главное – не спугнуть.

Я обошел поваленное дерево, отбросил в сторону сук и встал на плоский прямоугольник бетонной плиты. Впереди метрах в пятистах была церковь.

– Я туда, ты давай на место. Ждем.

Старший детектив кивнул, потопал в кустарник, где у оперативников был импровизированный КП [30].

Двор церкви был, как обычно, пуст. Беглый взгляд по сторонам вроде подтвердил это. Хотя где‑то поблизости засели мои бойцы. Я еще раз глянул на сарай, на заросли кустарника, на кучу песка. Никого. Хорошо сели, не видно ни хрена. Главное, чтобы гость не заметил…

…Настоятель, такое впечатление, со вчерашнего дня как начал зажигать свечи, так и продолжал. Я вошел в зал, когда он подносил спичку к очередному подсвечнику.

– Добрый день.

– А‑а… вы. – Павел аккуратно зажег свечи, затушил спичку и положил ее на поднос. – Опять по делу?

– Да.

Настоятель подошел ближе, вздохнул и сложил руки на животе. Вид у него был слегка усталый, глаза смотрели добро, но с видимым напряжением. Приход полицейского его мало радовал.

– Вчера вы озадачили меня. Когда сказали, что родились в христианской стране. Если не секрет, какой?

Я хмыкнул, потер подбородок – вопрос хороший. Не говорить же ему правду. Обидится – подумает, что смеюсь.

– Это не так важно, настоятель. Давайте лучше поговорим о другом. Вчера мы захватили у вас человека. Это бандит из Зоны. А сегодня может прийти его сообщник. Не исключено, что он зайдет сюда. Надо, чтобы вы ответили ему, что никого не видели. Ни вчера, ни позавчера…

– А потом?

– Что – потом?

– Что вы с ним сделаете?

– Захватим. Это враг.

Священник вздохнул, перевел взгляд в сторону.

– В чем дело, Павел? Что вас смущает?

– Вы ведь захотите что‑то у него узнать? И будете бить?

– Не знаю. Как пойдет контакт. Вы жалеете бандитов? Они убивают мирных людей, сжигают живьем, пытают, режут, насилуют. Почему вы их защищаете?

– Я не защищаю. Просто… – Павел в растерянности тер ладони, не зная, как сказать. – Нельзя так с людьми. Даже если они пленники, даже если бандиты.

– Да? – Я взглянул на часы, спорить времени нет. – За что же им такой почет? За то, что у них руки по локоть в крови?

– Но вы – представитель государства – должны быть милосердным.

– Милосердие – поповское слово, – повторил я точь‑в‑точь слова незабвенного Жеглова. – Быть милосердным к нашкодившему ребенку или к нагрубившему алкашу – одно, а прощать смертельных врагов – не милосердие, а идиотизм. Опасный идиотизм. Потому как враг подобного не оценит. И использует случай убить вас.

Павел промолчал, найти ответ сразу не смог.

– Ладно, прервем пацифистский диспут. Настоятель, я вас очень прошу, если кто‑то придет и будет спрашивать – вы ничего не знаете. Никакой агрессии или попыток наставить на путь истинный. Вас подстрахуют мои люди, но все равно – не рискуйте.

– Как подстрахуют? А где они будут?

– Неподалеку. Не волнуйтесь.

Я не стал говорить ему, что в церкви с утра сидят три бойца. Причем один неподалеку от нас слушает разговор. При несомненном уме и здравом смысле настоятель кое в чем был наивен. А мне очень не хотелось подвергать его жизнь опасности. Жаль хорошего человека…

– Да, и еще одно. По поводу тех детей, что ходят на пустырь. Они сюда не заходили?

– Один раз. Месяца два назад. Бродили по двору, заглянули внутрь. Шумели сильно, семечки грызли, ну я и попросил их уйти.

– Ага… Ясно. Что ж, всего доброго. Я еще загляну.

День перевалил за половину, солнце совершало свой марш‑бросок по небосклону, прогревая землю хоть и осенними, но все еще теплыми лучами. В легкой, почти невесомой брезентовой куртке стало жарковато. Я скинул ее с плеч, запрокинул голову и глубоко вздохнул. Посмотрев несколько секунд на пролетавший в стороне косяк птиц, снял с лица паутинку и глянул на Влада.

– Ну шо, начнем, пожалуй?

Тот без слов протянул мне небольшое ведерко, наполовину наполненное ягодами терна. Я взял его, покачал в руке. Отдал радиостанцию, проверил оружие, подпрыгнул пару раз.

– Все. Пошел. Внимательнее здесь.

– Все будет нормально. Сам не рискуй. Ни пуха…

– К черту!

Ягоды были сладкими, сочными и чуть терпковатыми. Язык стало немного вязать. Я вытер рукавом рот, взглянул на ладонь. Кожа потемнела от сока, стала фиолетовой. Последний штрих к картине – сборщик ягод, заплутавший в лесу возле пустыря, ищет дорогу. Набрел на костер, попросил указать путь… Для подростков сойдет. Для шпиона, если он там, не очень. Но выдумывать тонкие ходы и разыгрывать спектакль нет времени. Слопает, чай, не Станиславский. А нет – ствол на поясе, семь патронов, новых, утяжеленных, с большей начальной скоростью.

Голоса я расслышал еще на подходе к развалинам. Смех, гомон, девичий визг, бас парня. Встав на секунду у поваленного дерева, глянул на себя: короткие резиновые сапожки, старые вытертые джинсы, серая футболка и брезентовая ветровка защитного цвета. В руке ведерко. Вроде ничего.

Под ногой треснул тонкий сучок, скрежетнул обломок кирпича. Я перешагнул через торчащий из земли кусок арматуры и заглянул внутрь развалин.

Пламя костра плясало в кирпичном квадрате, над ним висел средних размеров котелок, чуть поодаль на металлическом подносе стояла кастрюля.

Вокруг сидели и лежали девять человек: шесть парней и три девчонки. Кто смотрел на огонь, кто разговаривал. Один из парней сдавал карты, а две девчонки следили за котелком.

Я на миг замер, прикидывая, откуда могли возникнуть еще двое. Вон тот, сидящий на сиденье, вытащенном из машины, – чужой. И тот, в кожаной безрукавке. Оба светловолосые, рослые, среднего телосложения. Приметы подходят, приблизительно так описал шпиона пойманный радист. Когда они успели прийти сюда и как их проворонили мои парни? Или мне просто не успели сообщить?..

Подростков я опознал – их фотографии мне показывали в отделении профилактики. Антон Ломов – русоволосый паренек, высокий, крепкого сложения, Вадим Говорич – пониже приятеля, кудрявый, подвижный мальчишка. Двое – Глеб Жарков и Ратибор Эсмер – чем‑то похожи, оба среднего роста, худощавые с острыми чертами лица. И девчонки: Ольга, Светлана, Лада…