Владимир Горбачев - Темные пространства

Это было похоже на пещеру — потолок и две стены каменные, другие две земляные. Вдоль стен лежали шкуры. Он сел на одну, я — на другую, и он стал рассказывать. Вначале он говорил с трудом, и я его плохо понимала — он неправильно выговаривал слова, путал их, но потом пошло лучше.

Он живет здесь много лет. А его друзья — всю жизнь. Это их земля. Людям здесь делать нечего. Поселок — пусть, он тоже давно, но строить он не даст. Людям только кажется, что им необходимы эта дорога и рудник. У людей есть достаточно дорог и рудников. Рудников, синтезаторов, флайеров, ракет — всего. Даже станции на Луне и Марсе. А у него и его друзей есть только эта долина. И они отсюда не уйдут. У них хватит сил, чтобы остановить вторжение. Они уже остановили строительство и не дадут его возобновить. Он никому не хочет зла. До сих пор никто серьезно не пострадал — ведь так? Местным жителям бояться нечего. Им даже выгодно его присутствие. Именно он отвадил отсюда любителей таежных пикников. С тех пор как появились флайеры, а с ними и возможность легко добраться до самого труднодоступного уголка, люди повадились высаживаться в тайге, жечь свои дурацкие костры, дурманить себя алкоголем, напившись, орать дурацкие песни и палить по всему живому, называя это общением с природой. Все это он прекратил. Пусть она проверит — за последние шесть лет здесь не приземлился ни один флайер. У этих мест плохая репутация. Ей говорили? Вот как. И еще — с тех пор как он поселился здесь, звери перестали нападать на людей и гораздо реже нападают на скот. Считанные случаи. Он и его друзья ничего не имеют против местных, не боятся охоты. Охота — это игра, соревнование в хитрости и ловкости, где ставка — твоя жизнь. Пусть будет охота. Но стройка угрожает всей жизни в этом районе, и он этого не допустит. Если на зверей пойдут войной, они ответят войной, и победа будет не на стороне захватчиков. Это не пустая угроза. Для этого он ее и вызвал, чтобы она передала всем: строить здесь он не даст. Пусть чужаки уходят. Это все.

Для него это было все, и он даже поднялся, выпроваживая меня, но я осталась сидеть. Я сказала, что не смогу никому объяснить, чего он хочет, сама не понимая, что к чему. У меня много вопросов. Он подумал и снова сел.

Я спросила, кто он — отшельник? Он хочет слиться с природой, жить среди зверей, стать зверем — так? Нет, сказал он, не так. В тайге он не спасается от людей — он исследует живое. То есть в определенном смысле вы ученый? — спросила я. В таком случае мы коллеги. Я тоже исследую психику животных. Нет, покачал он головой, это неточно. Он не столько исследует, сколько создает. Вот основная цель — создать новое. Новую цивилизацию, если хотите. Он не Маугли, стремящийся отказаться от всего человеческого, опроститься, и не профессор, ставящий на живом очередной эксперимент, чтобы затем вернуться в свой уютный домик и залезть в ванну. Он ставит эксперимент на самом себе как представителе человечества, он указывает людям новый путь. Один из возможных путей. В чем этот путь? Ну, вы как зоопсихолог знаете, что у животных нет мышления в нашем понимании, зато по сравнению с нами гигантски развита сенсорная сфера — вплоть до того, что неточно называют «сверхчувственным» — оно «сверх» только обычных человеческих возможностей.

А, это вы о внушении, обо всех этих видениях, что так нас напугали? Да, и это тоже. Это не телепатия — ее не существует, он выяснил. Мысль, тем более сложную мысль, внушить нельзя. Обмен мыслями без помощи органов чувств — выдумка, основанная на недоразумении. Другое дело — желание, отношение, приказ. Все звери передают и чувствуют свои симпатии и антипатии, отдают приказы, не прибегая к помощи звука или жеста. Когда-то человек это тоже умел, но затем утратил. Это цена, которую он заплатил за развитие интеллекта. Он хочет вернуть человеку утраченное. Но не только. Другое направление — развить, сколько возможно, сферу логического у животных. Сблизить наши психические модели. Так возникнет новая цивилизация, в которой человек — этот несчастный одинокий «царь природы» — перестанет быть ее изгоем. Человек и зверь будут понимать друг друга, будут дружить — не так, как сейчас, через сетку вольера, сверху вниз у одних и снизу вверх у других, а на равных. Мораль? Как раз мораль-то и выиграет прежде всего. Кстати, знаете ли вы, что у них есть своя мораль, очень своеобразная? Взять хотя бы их отношение к охотникам, которых они считают как бы своими, более близкими, чем другие люди. Или их отношение к смерти. Когда волк чувствует приближение конца…

Почему он работает только с волками? — перебила я его. — Они умнее? Не умнее, поправил он — эта категория здесь неприменима, — а любознательнее. И почему только волки? Еще кабаны, и лисы, и вороны… Лоси и олени ко всему равнодушны, то же самое можно сказать о большинстве птиц. Медведи любопытны, но слишком агрессивны и непредсказуемы, с ними общаться интересно, но очень трудно. Сейчас он больше времени уделяет именно им. Это вызывает обиду у остальных. Возникает напряжение, которое надо умело снимать. Дело, которым он занимается, требует полной сосредоточенности, отдачи всех сил — тем досаднее вторжение чужаков.

Что уже удалось? Он научил их обходить капканы и ловушки, не бояться огня, флажков и прочих людских штучек, определять расстояние, на котором охотник может поразить цель… Он развил их сигнальный аппарат — те звуки, которые они издавали, — и теперь они могут обмениваться довольно сложными понятиями. Он научил их вызывать у других направленные галлюцинации — да-да, эта шутка с кустом. Это они без него, сами. Еще он рассказал им об устройстве мира, о человеческой цивилизации. А они? О, они дали ему гораздо больше. Вот вы знаете, что завтра после обеда пойдет дождь и похолодает? А он знает. И еще тысяча разных вещей — с какой стороны угрожает опасность, как к тебе относится тот или иной зверь или человек, сильный ли паводок будет будущей весной… Узнав все это, он, в свою очередь, внес коррективы в свои занятия. Вот это и есть самое интересное — не просто учиться или учить, а идти дальше. Сейчас растет уже второе поколение зверей, живущих в дружбе с ним, и они сильно отличаются от своих предков, хотя внешние отличия практически не заметны.

Могут ли другие — например, я — заняться тем же самым и повторить его результат? Он вновь с сомнением покачал головой: вряд ли. Ведь для этого надо полностью отказаться от прежнего образа жизни, поселиться здесь, в тайге, в чем-то самому стать зверем… Но главное даже не в этом. Его результат долго останется уникальным, потому что уникальны его собственные способности. Когда он поселился здесь, он уже многое умел. У него был замечательный учитель, великий мыслитель.