Владимир Горбачев - Темные пространства

Но, может быть, он станет учителем, возьмет себе ученика? Он не уверен, сможет ли он так развить способности другого человека. Он сомневается. Хотя он думал об этом — ведь ему уже 60. В ученики ему годится не каждый, надо пройти отбор, а его лучше всего проводят другие…

В этом месте нашу беседу прервал ты. Ну да, твой вызов. Когда запищал браслет, хозяин пещеры спросил, кто меня вызывает. Я объяснила. Он разрешил мне лишь на секунду включить изображение — чтобы ты знал, что со мной все в порядке и не беспокоился, — а затем обрубил связь. Да, я знаю, что ты удивился и встревожился., но я не смогла ему объяснить. Мне как раз в это время пришла в голову одна мысль: я предложила ему свой браслет, чтобы с ним можно было связаться, или он мог сообщить что-то срочное. Он поколебался, но потом согласился. Тогда же он сказал свое имя: его зовут Федор, этого Достаточно.

Напоследок я спросила, почему он выбрал именно меня. Он сказал, что я единственная не поддалась внушению и не испугалась там, на поляне. Кроме того, он знал, что я чувствую его призыв и не боюсь. И он решил, что я смогу понять. До этого он несколько раз пытался вызвать людей на разговор, объяснить им, но ничего не получалось: они его страшно боялись, или убегали, или пытались убить.

Да, я поняла, сказала я, но поймут ли другие? Скорее всего нет — решат, что я беседовала со страдающим манией величия отшельником, одним из «людей леса», которых в последнее время стало так много, что я навоображала невесть что. Что он в таком случае намерен делать? Он сказал, что, наверное, предпримет еще одну попытку объясниться с людьми, самую последнюю. А потом… Люди смогут овладеть этим районом, лишь уничтожив в нем все живое — тайгу в том числе. Тогда он и его друзья уйдут. Это будет непросто — свободных мест в тайге нет, везде кто-то живет. Но еще сложнее будет объяснить его друзьям, что, несмотря на все случившееся, человек не является их врагом. Он не уверен, что сможет это сделать. О последствиях не хочется даже думать, так что пусть уж я постараюсь убедить их. Я сказала, что сделаю все, что смогу.

У выхода меня ждали. Их было двое: волки-двухлетки, самец и самка. Они побежали впереди, указывая дорогу, но не слишком близко — я их почти не видела, лишь иногда в свете луны мелькали их силуэты.

Мои товарищи все еще спали. Я дождалась их пробуждения и рассказала о том, где была ночью. Мне было очень важно, как они встретят мой рассказ, — ведь они видели и чувствовали то же, что и я. Только Николай поверил безоговорочно. Остальные… Знаешь, как большинство людей реагируют на сообщения об очередном «обнаружении» марсианских городов или захоронений? «Брехня, наверное, хотя кто знает…»

Примерно так же реагировали и в поселке. Местные не сомневались ни в чем и смотрели на меня с надеждой, но и с опаской. Думаю, они хотели бы, чтоб стройка и правда прекратилась. А что касается строительного и научного начальства… Нет, они не подняли на смех — наоборот, внимательно выслушали и даже сделали оргвыводы. Экспедиции в тайгу, подобные нашей, решено было прекратить. А работы, наоборот, продолжить — разумеется, под надежной защитой. Решили обратиться к руководству консорциума с просьбой прислать силовые установки и побольше флайеров, чтобы вести наблюдение с воздуха, и группу снайперов. Я протестовала, доказывала, что деятельность Федора имеет огромное научное значение, — на меня смотрели, как на ребенка, даже Игорь Данилович меня не понимал. Когда я уезжала, первые установки уже прибыли. На днях они собираются возобновить строительство. Я решила разыскать тебя — может, ты подскажешь, куда обратиться, что делать. Я позвонила в Управление; господин Риман меня внимательно выслушал, даже расспрашивал подробности, а потом сказал, что я действительно должна встретиться с тобой и что мой рассказ, возможно, имеет отношение к твоей работе. Это все.

— Глечке я знаю — вон тот, слева, правильно? А Лютов?

— Третий в верхнем ряду. Видите?

— Да. Ваша подруга его сразу узнала?

— Сразу, как только нашли фото. На это ушли почти сутки. Мы ведь до этого ориентировались на поиск одного Глечке. А когда заинтересовались остальными, выяснилось, что они все тщательно стирали всяческие следы, особенно фотографии.

— Очень необычное лицо.

— Я бы сказал, что они все необычные.

— И ни о ком — ничего?

— Я подключил Национальный центр в Арлингтоне и лондонскую группу, они работают, но пока сведений нет.

Хотя фотографии, которые нам с огромным трудом удалось раздобыть, относились, как правило, к юношеским, даже детским годам (только они и сохранились), с экрана смотрели люди зрелого возраста — вычислитель смоделировал их облик на сегодняшний день. Его же стараниями лица сотрудников центра «Праджапати» выглядели как живые — беззвучно шевелились губы, глаза следили за невидимым собеседником. Так было со всеми, кроме двоих. Два лица оставались застывшими, лишенными жизни, ибо мертвы были сами люди. Свидетелем гибели одного я был несколько дней назад, второго не видел никогда. Именно его изображение, помещенное в центре и увеличенное по сравнению с остальными, приковывало сейчас мое внимание. Я был убежден: не с раскаявшимся террористом-дизайнером и не с маньяком, погубившим Китеж, связана разгадка этой таинственной истории — она связана с этим человеком.

Все началось более ста лет назад, когда в Австралии, в городе Брисбенне, в семье гражданина Израиля Иосифа Кандерса и французской подданной Вероники Обориной родился мальчик, которого назвали Мартином.

Странная это была пара — его родители. Все их имущество умещалось в двух сумках, сбережения — в одном кошельке. У них никогда не было своего дома, не было и страны, которую они могли бы назвать своей, и тем не менее, судя по письмам их знакомых, которые нам чудом удалось достать, они были вполне довольны своей жизнью и, может быть, даже счастливы.

Иосиф, в возрасте 18 лет покинувший Германию, чтобы помочь своему народу на исторической родине, недолго задержался там. Ему было тесно в маленьком и, несмотря на враждебное окружение, благополучном Израиле. Он всегда ощущал себя гражданином мира. Он пустился странствовать — и где только не перебывал за свою недолгую жизнь! На одном из грандиозных рок-фестивалей в Штатах он встретился с Вероникой. С тех пор они не разлучались, хотя их союз никогда не был ни зарегистрирован, ни освящен согласно обряду какой-либо религии.

Они были очень разные: импульсивный, общительный Иосиф и молчаливая, замкнутая дочь русских эмигрантов второй волны. Их объединяла неудовлетворенность той жизнью, которую вело большинство, и вера в то, что можно жить иначе. Они принадлежали к поколению «детей цветов», поколению бунтарей. Большинство их сверстников, положенное число раз проскандировав «make love, not war», полежав на пути армейских грузовиков и отдав должное свободной любви, затем благополучно сворачивали в тихую гавань размеренной жизни; для Иосифа и Вероники бунт и вечный поиск не были позой. Они без труда зарабатывали себе на жизнь, на свои бесконечные странствия — Вероника неплохо рисовала, Иосиф создавал новые компьютерные игры, с бесконечным разнообразием разрабатывая тему встречи Героя с Неведомым.