Наталья Точильникова - Кратос

В коридоре послышались шаги. И я осознал, что сижу на полу рядом с дверью с литерой F. Евгений Львович подошел ко мне, улыбнулся:

– Так и знал, что ты здесь.

Подал руку.

– Поднимайся. Извини, что затащил тебя в это место, иначе не мог, у меня дежурство.

– Все в порядке, – сказал я.

Мы идем по полутемному коридору, мимо дверей, помеченных буквами, к началу алфавита.

– Что случилось? – спрашивает он.

Я начинаю рассказывать.

Перед нами тает дверь с литерой А, и мы оказываемся в шлюзе.

– Ох! – говорит Евгений Львович. – Ну мы же договорились книги писать.

В первые месяцы после освобождения я действительно просиживал над «Историей Тессы», которую начал еще в Центре, и был безмерно рад устройству связи и доступу к архивам.

Я развел руками.

– Не смог.

Перед нами растаяла вторая дверь, мы шагнули в коридор блока А и подошли к двери с надписью A3. Ройтман открыл, и мы вошли внутрь.

– До меня хорошие слухи доходили, – заметил он. – Я считал, что император тобой доволен.

– Публично похвалил, приватно к вам отправил.

– Молодец, очень психологически грамотно. Сказал насколько?

– Сказал, что вы мой лечащий врач, вам виднее.

Ройтман прищурился, от глаз разбежались насмешливые морщинки.

– Так и сказал «лечащий врач»?

Я кивнул.

– Да, это большой прогресс. Нам понадобилось три десятка лет, чтобы доказать Анастасии Павловне тот очевидный факт, что если больной не безнадежен, эвтаназия не имеет никакого смысла. Видно, что-то сдвинулось в мире, если прояснение в мозгах наступает даже у императоров.

Я улыбнулся.

Кабинет Евгения Львовича почти такой же, как в блоке F, но присутствуют и некоторые вольности: кресла вместо прикрученных к полу жестких стульев, пара цветов в пластиковых горшках и бонсай на пластиковом же подносе.

– Садись, – сказал он. – Почему же ты не предупредил императора?

– Он бы мне не позволил осуществить этот маневр. Данин мне не доверял, это было видно. Я просто хотел завоевать доверие.

– Угу! Ва-банк, пан или пропал, и победителей не судят! Понятно. Ты ему это объяснил?

– Ну-у…

– И что сказал?

– Пообещал впредь щадить нежные императорские нервы.

– Очень остроумно, – угрюмо сказал Ройтман. – А извиниться ума не хватило?

– Он обещал мне прощение и не дал его.

– Анри, о прощении вообще не заикайся. На это уйдут годы. То, что ты на свободе да еще командуешь флотом – просто блестяще. Девять лет назад мы, помнится, провожали тебя в комнату для эвтаназий.

– Да, я помню, но я стал другим человеком.

– Мы тебя сделали другим человеком, Анри. Но родственники твоих жертв еще живы, и для них ты прежний. Ты – убийца дорогих им людей. И пока они живы, ни один император тебя не простит. Смирись с этим. И радуйся тому, чем обладаешь, это очень много.

Давно Ройтман не говорил со мной так жестко.

– Все? Вопрос исчерпан? – спросил он.

– Да.

– По поводу остального. Ну что я могу сказать? Это не девиация, это акцентуация личности. Мы о ней знали, но не трогали. Необходимости в лечении нет. Но если собираешься служить – будет мешать. Можно слегка подкорректировать.

– Я сам справлюсь?

– Думаю, да. Если хочешь заняться закаливанием воли и упражнениями в смирении. Можно и бросить пить самостоятельно, и с кокаина слезть. Только большинство людей в этом случае обращаются к врачу. Знаешь, сейчас новая профессия появилась – «дизайнер личности». Приходит к такому дизайнеру человек и говорит: «Мне в моем характере не нравится то-то и то-то, подкорректируйте, пожалуйста». Но то, как они это делают: чистой воды кустарщина. Если после эпидемии еще кто-нибудь выживет – открою частную практику и покажу им, как надо работать. Так что пользуйся моментом, пока бесплатно.

Я улыбнулся.

– Вообще-то я при деньгах.

Ройтман засмеялся и замахал руками.

– Да бог с тобой! У тебя неограниченный кредит.

– Спасибо. И сколько это займет времени?

– Значит так. Корректировка будет очень легкая. Я не собираюсь лишать тебя склонности к самостоятельным действиям и резкости суждений. Но прежде, чем заниматься самоуправством и дерзить императору – подумаешь. Устраивает?

– Ну, в общем да. Честно говоря, мне бы хотелось отчитаться перед Даниным.

– Он порадуется уже тому, что ты досюда дошел. Это исключительно для тебя, чтобы впредь не возникало проблем из-за того, что выеденного яйца не стоит.

Я кивнул.

– Тогда трое суток. Найдешь?

– Найду.

– Здесь половина комнат, как всегда, пустует. Так что пошли. Переночуешь здесь.

Мы вышли в коридор.

– Вниз по лестнице и направо – столовая, – сказал Евгений Львович. – Завтрак в девять утра.

Открыл дверь камеры соседней с кабинетом. Она почти такая же, как была у меня в блоке F. Мне стало не по себе.

– Я запирать не буду, естественно, – улыбнулся Ройтман. – Остальные комнаты запираются с восьми вечера до восьми утра. Так что ночами гулять здесь не принято. Но ко мне заходи, чаю попьем.

– А что днем здесь можно ходить по всему блоку? – поразился я.

– Конечно. Это же блок А, а не F.

– Курорт, – сказал я.

– Для местного избалованного населения и это не курорт. Ну все, спокойной ночи.

Утро я провел в приятной компании трех психологов блока A3, завтракая с ними за одним столом в общем обеденном зале.

Тогда меня вызвал Данин.

– Анри, вы где?

– Как где, государь? У Евгения Львовича.

– У Ройтмана?

– Да, Психологический центр, блок A3, ем тюремную яичницу.

– Приятного аппетита. Что он вам прописал?

– Коррекцию акцентуации личности.

– Угу. И сколько это займет?

– Трое суток.

– По-божески. На четвертые вы мне нужны на орбите.

– Да, государь.

Я изложил Ройтману содержание разговора.

– Делаешь успехи, – сказал он. – Ни одной дерзости за минуту.

Утром со мной связался Герман.

– Государь, мы нашли убийцу Страдина.

– Допросили? Это точно он?

– Да, без сомнения. Но, похоже, у него проблемы с психическим здоровьем. Он говорит очень странные вещи.

– Покажите специалистам. Материалы допросов – мне.

– Да, конечно.

– Кто он?

– Из нашего ведомства. Эдуард Ветлицкий. Недавно уволен.

– Почему?

– По делу Хазаровского. Это его человек. Личный шпион в СБК.

– Покушение на меня тоже его рук дело?

– Видимо, нет.

– Хорошо, спасибо, работайте.

Материалы допросов пришли ко мне на перстень через десять минут. Признаться, они удивили меня куда меньше, чем Германа Марковича.

В особняке Анастасии Павловны окна плотно закрыты, работают кондиционеры. На улице душно и влажно, близится сезон ураганов.

Против обыкновения она встречает меня в дверях.

– Как ты вовремя, Даня! Я и сама хотела тебя позвать. Ты сегодня вечером не занят?