Виталий Сертаков - Город мясников

Оберст поглядел на него, как на кучу дерьма, но возражать не стал. Он нарочно базарил только со мной и Лосем, а еще с Роммелем. Роммель к нам прибился, вырвался от ментов как-то и тоже поехал. А Фриц злился, что из него ноль на палочке сделали, и оттого еще больше возбухал. А Мюллер только курил на халяву и вообще на весь вечер язык в задницу запихал.

Ну, насчет Мюллера мне с самого начала ясно было. Он же строить всех привык, особенно когда без Ильича. А тут, млин, строить никого не катит, того и гляди, самого запрягут.

– Перед девчонками хотели покрасоваться? – спросил Оберст.

На самом деле его звали Сергей… а отчество я забыл. Но ему погоняло «Оберст» нравилось, и когда в лицо так называли – не обижался. Фельдфебель как-то рассказал, что один раз, случайно, был у Оберста дома, так офигел. Тот по форме, по орденам, по танкам немецким классную коллекцию собрал. Фанат, короче, еще круче, чем футбольные. Фельдфебель сказал, что Оберст позырить разрешил, а если что потрогаешь – убить может. У него там, короче, целая полковничья форма есть, с медалями, с крестами железными. Фиг его знает, но где-то надыбал. Фельдфебель прогнал, что форма больших бабок стоит, хрен где найдешь.

Может, оттого и кликуха такая…

– Вовсе не из-за девчонок, – завелся Лось. – На хрена нам они, у нас и своих хватает. Просто задрочили растаманы хреновы…

– Задрочили, говоришь? – Оберст подлил нам пива. – Вы что, так и будете на них с прутьями кидаться?

– А что делать-то? – влез Мюллер. – Если не мы, то кто этим козлам объяснит, как жить надо?

– Наш человек, – рассмеялся Фельдфебель.

– Человек наш, честный, порядочный, – без приколов отозвался Оберст. – Искренне болеет душой за народ, за родину, но проблема-то не в растаманах. Проблема в системе, разве не понятно? Если ублюдочная власть поощряет музыку ниггеров, то с кем надо бороться? Если в институты за деньги берут одних хачей, а русские ребята катают для них асфальт, то кто виноват? Если девочек подкладывают арабам, а у наших парней не хватает зарплаты, чтобы сводить любимую в ресторан, то с кем надо драться? – Оберст продырявил каждого из нас взглядом.

Я хотел ему возразить, что втыкаюсь, и все верно, но непонятно, как именно бороться.

– Так что, растаманов не трогать? – малость офигел Лось. – А рэперов тоже? И панков, и прочих говнюков? Так пусть и шатаются, засоряют город?

– Ага, еще толкинисты, готики, гондоны всякие, – замельтешил Роммель.

– Ты нарочно притворяешься тупым? – хихикнул Фельдфебель. – Всю эту срань надо гонять и гонять, чтобы ни секунды покоя им не было. Но надо быть осторожными. Народ за нас, простые люди всегда за нас, всегда прикроют и поддержат…

«Но не менты», – подумал я.

– Но не менты, – покивал Оберст. – Менты прислуживают ублюдочной системе, а систему оплачивают носороги и абрамовичи. Они же оплачивают газеты и телевидение, поэтому честному человеку не выступить с экрана. А простые русские люди всегда за нас, но их насилует и спаивает шайка отморозков.

– В ментовках, кстати, тоже многие нормальные пацаны! – встрял Лось. – Один раз мы панков отмудохали, так нам менты еще и спасибо сказали! В этот раз нам просто не повезло, что телка знакомая…

– Вот здорово! – заржал Оберст. – Троим вы лица попортили, они утрутся и домой, баиньки пойдут. И хрен вы им помешаете завтра снова в штанах ущербных разгуливать. А вам теперь домой нельзя, живо заметут.

Мюллер заткнулся, а фигли скажешь? Все так и есть. Если та телка настучит – менты уже не слезут. У Мюллера, кстати, черепа вообще дикие, что мать, что отец. Мать на Мюллера запросто может с ремнем или с дубиной какой броситься. Весной утюгом ему по кумполу приложила, правда холодным. А если ментов на пороге завидят – точно кранты сыночку. Ну, млин, мне тоже не малина, после всего.

Я задумался, сижу, такой, прикидываю, как теперь быть. Еще к тому же спал плохо, всякая дрянь в башку лезла. Вроде как гонялся во сне за кем-то, но не вспомнить никак…

– Зачем вы приехали? – кинул заяву Оберст. – Вы не явились, когда я вас приглашал, хотя обещали. Вы приехали только тогда, когда вам стало плохо. Вы хотите, чтобы я вас спрятал?

– На пару дней, – заныл Лось. – Если что, мы отработаем.

– А что вы умеете? – подколол Фельдфебель.

– Будто сам не знаешь, – отрезал Мюллер.

Оберст поглядел на меня. Я сижу, такой, и чувствую, что для Оберста я круче, чем Мюллер и чем остальные. Только просечь никак не могу, откуда такая шняга прет. Это я уже позже, в лесу этом долбаном, просек, почему так вышло. Так вышло не только потому, что я не бухал и что книги прочесть согласился. Ну, которые Оберст нам предложил. Я стал читать, а другие забили болт. А тогда перед Мюллером мне как-то даже стремно стало.

– Оберст, – напомнил я. – Ты же сам предлагал носорогу щи уделать…

– Ага, и дочек его… – заржал Лось.

– И что? – сел на измену Оберст, как будто никогда такого не говорил. – Вы очищаете русскую землю от всякой мрази и хотите за это получать от меня деньги?

Тут мы заткнулись все. Сильно он сказал, всех фишка прибила. Я сижу, такой, и хрен его знает, что сказать. А Фельдфебель лыбится во весь рот, так и дал бы ему по кочану. Да пойди, дай такому – вымахал, шпала деревенская…

– Вы хотите служить в легионе? – напирал Оберст. – Или рискуете за идею, потому что не можете пройти мимо лжи и обмана?

Хрен знает, что на такое ответишь. Я, кстати, прикинул, что не так уж худо и в легионе. То есть, хрен его разберет, где лучше. Но всяко лучше ниггеров всяких мочить, чем пиво по подъездам глушить!

– Я бы пошел в легион, – сказал Лось.

Фельдфебель заржал и высказался в том духе, что настоящим наемникам и без Лося дерьма хватает. Фельдфебель в ихнем кафе – типа бармена, но за баром ни фига не стоит. Базарит со всеми, руки пожимает; почти все, кто приходит, – у него знакомые. Парни все старше нас, девчонок мало. Музон клевый и колонки мощные, а вообще, – беспонтовое место. Засрано, хабцы на полу, хрен поймешь. Мы ни фига не видели, потому что Оберст нас сразу в заднюю комнату позвал. Лось сидит, такой, и мне подмаргивает, чтобы я спросил про кафе. Типа, чье кафе, самого Оберста, или Фельдфебеля, или еще кого. А я говорю – иди в задницу, вот сам и спрашивай.

Я стал думать, за идею я или за бабки. Хотелось и того и другого. Но правды вроде бы хотелось больше, чем денег…

А кафе, кстати, вообще в степи голимой, млин. Дыра дырой, крутые не заедут, да и работяги не пойдут, потому что водяру не наливают. Но сюда никто из местных алконавтов и не заворачивал, я это сразу просек. На входе чуваки тусовались, друганы Фельдфебеля; они четко фильтровали, кого пускать, а кого – нет…

– Так что, намерены лечь на дно? – сощурился Оберст. – Это правильно, я вас за это уважать не перестану. Надо уметь в нужный момент проявить гибкость.