Николай Басов - Тотальное преследование

Началось все обыденно. Трое плечистых парней выплыли из темноты, подошли чуть боком, и один из них хрипло спросил:

– Наличность имеется, гражданин?

– Что? – Извеков действительно не понял вопроса. Он задумался, и отвлечь его от размышлений не сумела даже эта не вполне мирная на вид троица.

Тогда кто-то еще, как оказалось, четвертый, который подошел незаметно сзади, огрел его с размаху по голове. Том упал, как срезанный серпом, попробовал подняться на ноги, но тот, что спрашивал, поставил ногу в грязном, вонючем ботинке с высокой шнуровкой Извекову на шею и придавил. Наклонился и, явно веселясь, спросил, процеживая слова сквозь плохие зубы:

– Тебя же вежливо просили, фраер, деньги давай! – И направил в лицо Тому луч внезапно вспыхнувшего фонарика.

Вдруг один из тех двоих, что еще оставались в поле зрения лежащего Извекова, завизжал:

– Я его знаю, крысу паленую! Он из армии пришел и права у нас качал, когда мы с… – Дальше шло непечатное, но Том догадался, что тот чуть было не выболтал имя. За что более опытный товарищ тут же изрядно ткнул приятеля кулаком в бок. – Ну, теперь-то мы с тобой, поганец, разберемся! – радостно закончил бандит.

И столько в этом было мстительной жестокости, сладострастия того особого типа, который выдает мучителей и садистов, что Том впервые подумал: дело для него может обернуться плохо. Он даже зажмурился на миг, но заставил себя открыть глаза, потому что лежать, обмирая от страха, было бы совсем глупо. Нужно было… Он не знал, что следовало теперь делать.

И вдруг откуда-то сбоку выскочила машина с яркими фарами и разом осветила все происходящее. Захлопали дверцы. Тот, что ударил Извекова по голове, заорал:

– Шухер, это наводка…

Что это значило, было непонятно. Может, налетчики подумали, что «наводкой» оказался Том? Бандюганы бросились врассыпную, но далеко не ушли, потому что с другой стороны улицы из-за поворота выскочила другая машина и, так же осветив все своими фарами, перекрыла им отход. Кто-то из налетчиков рванулся к арке, ведущей в соседний дворик, но добежать не успел.

Сбоку или сзади – Том особенно и не рассмотрел – ударил уже виденный им на поле боя веер парализатора, и все четверо застыли на снежной мостовой, скорчившись от боли и почти умирая от такого близкого и мощного удара парализующих лучей.

Потом Извекову помогли подняться, проверили для порядка его чип, и какой-то красномундирный коротышка, довольный собой и всем миром, пояснил:

– Мы за ними, парень, уже с месяц подслеживаем. Свидетелей у нас полно, но и твои показания потребуются.

– А как вы?.. – Том ничего не понимал, ощупывал себя и все вернее убеждался, что сколько-нибудь серьезно не пострадал, даже шишка на голове была не крупной: шапка смягчила удар. – Как вы догадались, что тут происходит?..

– Что ты тут гуляешь, мы знали, – пояснил коротышка, вытаскивая электронный блокнот, чтобы составить протокол задержания. – Вот и следили за твоим чипом. Он ведь помогает сканировать окружающее. Нам же, знаешь, выписали аппаратуру для дистанционного слежения за такими как ты, – он помедлил, сосредоточенно тыкая пластмассовым стилом в светящийся экранчик, – законопослушными гражданами. В общем, тебе повезло, парень.

Том задумался, даже засучил рукав куртки и попытался рассмотреть тот участок кожи, под которым был зашит его чип. Он-то сам ничего не чувствовал, а его приборчик, оказывается…

Расписавшись в том, что он свидетельствует против налетчиков, Извеков отказался от предложения подвезти его и потопал домой пешком. И все время думал, как удачно все обернулось. И как ловко сработали красномундирные…

И еще он подумал, уже перед самым домом, что, несмотря на боль в голове и изрядно помятый вид, не будет об этом рассказывать Ларисе. Кто ее знает, вдруг она вздумает ограничить его вечерние прогулки после этого происшествия? А без них, Том знал, ему не обойтись. Разумеется, он имел в виду прогулки, а не драку с местной шпаной.

История с гопстопниками произвела на Томаза не слишком большое впечатление, но заставила отчетливо осознать, почему у него было такое скверное настроение последние месяцы. Он встроился в систему, и все у него вышло не очень даже сложно. Извеков этого не понимал именно из-за легкости вхождения в «новый порядок», который для своих целей установили мекафы на Земле. Именно это угнетало, а вовсе не какие-то переживания по поводу попранной гордости человечества, в которую теперь, убедившись в том, как люди себя повели, Том не слишком верил.

Гордости у человечества оказалось немного. Как только верхушке объяснили, что права собственности останутся прежними, а игрушек с новыми технологиями даже прибавится, все сразу устаканилось. «Должно быть, люди вообще очень выносливая скотинка, – думал Том, – если рассматривать их как объект хозяйствования. И с этим ничего не поделаешь».

Он попробовал даже поговорить об этом с единственным близким ему человеком – Ларисой. Но та его даже не поняла. Она принялась хвалить его, что он такой молодец, именно потому что встроился, а у других не вполне получилось. Возражения, что он не понимает, как это произошло, почему ему выпала такая удача (если это можно было назвать удачей) и что теперь ему с этим делать, Лару только разозлили.

Поразмыслив и над этим, Извеков решил, что они «притираются», как это называлось на женском жаргоне, в их странном брачном союзе. Собственно, это и был даже не брак, как полагается, а именно союз. Словно две суверенные страны, решившие, что, объединив усилия, они повысят свою возможность жить комфортно, действительно организовали эту самую жизнь довольно удобно.

Но по странному закону какой-то психической индукции недовольства собой и всей системой подчинения захватчикам Том и союзом с Ларисой стал недоволен. Не чувствовал он в этом ничего, кроме какой-то тошнотворной своей ловкости и бытовой лихости. Словно он пес какой-нибудь – живет где попало и заботится о чем-либо только потому, что случайно угодил в эту ситуацию.

Сложные это были мысли, но с другой стороны… Что он мог поделать? Он еще не умел думать о таких вещах, осознавал, что не научен понимать такие вещи, что лежат они за пределом его кругозора, что в отношении его лично – такая ситуация в чем-то ошибочна, неверна. Вот только бы еще догадаться, в чем именно она неверна?

Однажды весной, когда распределяли двухнедельный оплачиваемый отпуск, который правители решили установить для всех служащих той же категории, что была и у Тома, к Извекову в кабинетик забежала одна из секретарш и притащила скромный конверт. Том таких еще не видел, и конверт вызвал в нем неприятное чувство, хотя там оказалось обычное, почти привычное приглашение зайти в здание городской администрации. Раньше он воспринял бы этот вызов нормально, но теперь почти час сидел, мрачно постукивая листком по столу и пытался разобраться в своих ощущениях. Как обычно, ни в чем он не разобрался, только и усвоил, что опять, тоже вполне уже привычно, недоволен тем, что нужен этим самым… завоевателям и их системе.