Яна Завацкая - Про жизнь и про любовь

Неужели кто-то оценил то, что у нее сочинилось?

Ивик побежала вниз. У выхода на улицу она наткнулась на Тайро иль Дея, парня из их шехи. Тот растопырил руки, закрывая выход.

— Здорово, Ивик, куда несешься?

— По делам, - сказала она, с разбегу почти ткнувшись носом в куртку Тайро, тот сомкнул руки, заключив ее в шутливые объятия.

— Пусти! - дернулась Ивик. Но Тайро не выпускал ее. Они немного поборолись, наконец Ивик высвободилась.

— Ишь ты какая! Слушай, Ивик, ты сегодня на танцы не собираешься?

— Нет, - удивленно сказала она. Сегодня собирался приехать Марк и позвонил ей, чтобы она встретила его - обычно он так не делал, приходил сам. Странное дело…

— А ты приходи, а? - попросил Тайро. Ивик наконец-то взглянула ему в лицо. Красивый, кстати, парень. Высокий - на голову ее выше, лицо словно точеное, блестящие темные глаза. И выражение очень уж странное.

— Приходи, я приглашаю. Идет?

— Подумаю, - вывернулась Ивик. Дальше она пошла неторопливо, обдумывая происшествие. Что это случилось? Мир перевернулся… Ее ни разу никто не приглашал на танцы. Это значило, по обычаю, что Тайро будет танцевать с ней, ухаживать за ней, что ей не придется стоять у стенки - и в принципе, можно было бы и пойти при таких условиях…

Но она обещала, что встретит Марка. Сразу же после врача и пойдет встречать.

Очереди почти не было. Больничка в военной части была своя, работали там спецы. Иль Шет, который занимался Ивик, стал хирургом еще в Лайсе, ему было лет пятьдесят. Он долго ощупывал ее ребра, заставлял сгибать и поднимать руки и ногу, мерил пульс и давление. Потом сказал.

— Одевайтесь.

Ивик стала натягивать майку. Ребра справа все еще побаливали - надо ж было так давить. Но Ивик терпела, делала вид, что боли нет.

— Ну что, работать-то можно мне уже?

Иль Шет вздохнул, сел за стол, стал что-то там отмечать в компьютере.

— Ладно. Начинайте. Но постарайтесь не перенапрягаться. Первое время.

Ивик надела штаны. Правое бедро было перечеркнуто длинным косым шрамом. И что это тогда зацепило ее - она так и не поняла. Верхняя часть тела - все еще хуже. Скоро лето - и ведь даже платье с коротким рукавом не наденешь, плечо сожжено начисто, почти до локтя. Еще маме объяснять, где и когда. Придумывать придется. И бок, и половина груди. Самое страшное во всем этом - то, что жизнь по сути только начинается. Ей еще только 17. Что будет дальше? Половина кожи уже сейчас изуродована. На спине беловатые тонкие рубцы, похоже,останутся на всю жизнь. И вот это теперь. Лучше уж не думать об этом, просто не думать. Ей не повезло. А может, и повезло, это как посмотреть - можно было и там остаться.

Из кабинета она выскочила довольная. Натянула куртку на меху. Берет. Почему-то работать очень хочется. Может, завтра уже или послезавтра - в патруль.

Впрочем, что думать - почему… Просто - чтобы побывать в Медиане. Да, в патруле скучно, надоедает, тяжело. Но потом все равно - снова и снова хочется ощутить это всемогущество. Легко парить над землей, не ощущая тела, нестись сквозь атмосферу со свистом, творить своими руками все, что хочешь, все, что взбредет в голову. После этого жизнь на Тверди кажется нестерпимо тоскливой. Как тяжело - чтобы получить даже самый маленький результат, надо работать и работать мышцами, преодолевать сопротивление материи.

Медиана - как наркотик. Там все слишком легко. Слишком свободно… Вот она, истина. Какая там любовь к Родине! Какая защита Дейтроса или христианства. Какое призвание, чувство долга, патриотизм, месть за погибших, чувство товарищества, профессионализм, честолюбие… Волшебная легкость игры в Медиане - вот то, что удерживает нас прикованными к этой галере. Нигде, ни в каком варианте больше мы не получим такой возможности - только будучи гэйнами. Возвращаться туда снова и снова - за это отдашь все.

Ивик поежилась и прибавила шагу. Неприятно сознавать иногда такие вещи. Но с другой стороны, хорошо, когда есть что-то вот этакое - за что можно отдать все. Ведь не у каждого это есть. Пусть это пустяк, пусть это всего лишь игра - но не каждый положит жизнь на кон ради игры.

Дрезина уже набирала ход. Маленькая темная фигурка спускалась по насыпи. Ивик остановилась. Марк поскользнулся, взмахнул руками, удержался. Ивик улыбнулась. Пошла навстречу. Марк добежал до нее, опять едва не поскользнулся, уцепился за ее рукав.

— Привет, Ивик.

— Привет. Куда пойдем - домой или погуляем?

— Погуляем, - сказал Марк и зачем-то пригладил без того прямые, ровные волосы. Они пошли рядом, не касаясь друг друга - в сторону реки. Ивик подумала, что сегодня Марк и не привез ничего. Он всегда приезжал с гостинцами. Или цветы какие-нибудь привозил. Или вкусненькое.

— Как у тебя жизнь? - спросила она. Марк непривычно молчал. Обычно он болтал много, и это нравилось Ивик, сама она говорить не любила, а с Марком не надо было искать темы и вообще вести беседу. Ивик всегда нравились болтливые люди.

— Жизнь… хорошо. У нас сегодня рубероид… - начал он и вдруг снова замолчал. Ивик взглянула на него искоса.

— Что - рубероид?

— Слушай, Ивик. Ты это… выходи за меня замуж?

Они остановились. Ивик уставилась Марку в лицо.

У него были яркие, небольшие, очень темные глаза. Нос маленький и смешной, будто картофелина. Лицо круглое, мягкий подбородок, в общем, очень милое, приятное лицо. Он был выше Ивик, но не намного, всего на полголовы. Уши слегка оттопыренные. Темно-русые волосы, стриженные в кружок.

Какая я все-таки дура, подумала Ивик. Испугалась, что сказала это вслух… кажется, нет. Он не поймет, о чем я. А я ведь и правда не понимала, искренне думала, что все это время он ездит сюда просто так. Ну не дура ли?

— Ты это… извини. Так неожиданно, - сказала она. Просто чтобы выиграть время. Собраться с мыслями. С языка готово было соскочить "нет".

Марк взял ее за руку. Они медленно пошли к реке - уже был слышен плеск и шум волн, недавно освобожденных от льдистой корки. Ивик напряженно думала - но мысли были лишь о том, почему, собственно, "нет".

Потому что есть любовь. Нет, не так - Любовь. Есть любовь сильнее смерти и боли. Может, и банально - в бою меня будет хранить под огнем глаз твоих ласковый свет… И есть просто мир, в котором выходят замуж, заводят детей. Но Ивик-то придется жить как раз под огнем. А Марк - он смешной, он добрый и заботливый, он хороший, но… разве это имеет отношение к Любви?

Так думала Ивик, а рука Марка между тем сжимала ее ладонь, и была эта рука теплой, очень теплой и нежной, и ладони Ивик было невыразимо приятно от одного ее прикосновения.

— Марк, но я же гэйна, - сказала она наконец.

— Ну и что? Что в этом особенного?

— Ты не боишься? Ведь я же буду уходить все время… и потом, ну сам понимаешь, мужчины из других каст редко женятся на гэйнах… сам же говорил, мы сильные. Мы не женственные.