Дмитрий Крюков - Хроника Великой войны

В центре восседали государь Ульриг и сам виновник торжества Удгерф. Отец-король был весел, крутил патлатой массивной головой, одаривая всех широкой, самодовольной улыбкой. Кубок его непрестанно наполнялся.

Сын был более сдержан: губы плотно сжаты, лоб нахмурен, в больших изжелта-зеленых глазах читалась одна упертая мысль. Она не покидала Удгерфа в течение всего пира: "Еще один день и он торжественно вступит в брак в Главном Храме, где венчались все члены королевской семьи ещё со времен Крейтера Великого, основателя Вахспандии. По обычаю он не мог видеть будущую жену. Три дня продолжается Великий Пир, знаменующий окончание его прежней жизни. Но что ждет его потом? Какова она, его невеста? Да и что это за блажь? Зачем женить его именно сейчас? Зачем ему жена?"

Удгерф посмотрел на отца. Тот был явно доволен собой, беспрестанно пил, с потрясающей быстротой уничтожал целые блюда, много болтал.

– За здоровье молодого принца! – говорящий привстал.

Он едва держался на ногах, нелепо размахивая наполненной до краев чашей так, что пузырчатая пена лезла через край.

Паскаяк средних лет с красивой пепельной шевелюрой, сидевший рядом с принцем, укоризненно покачал головой:

– Надрались ребята.

Это был Хинек, знаменитый герой. Раньше он учил принца владению оружием.

Погруженный в свои мысли, наследник не обращал внимания на пирующих.

"Для чего все это? Неужели отец действительно надеется, что, женившись, он, Удгерф, станет вязать вместе с женой шерстяные чулочки будущему сыну?"

– Бред! – едва слышное слово сорвалось с разжавшихся губ Удгерфа.

– И впрямь бред, ваше высочество. Как есть.

Наследник с благодарностью посмотрел в широкое открытое лицо учителя, вздохнул.

За двадцать лет, Хинек научился понимать Удгерфа с полуслова, по одному взгляду. Он даже знал даже о том, что хочется наследнику, когда тот сам не подозревал об этом.

– Выйдем?

– Пожалуй.

Хинек осторожно приподнялся из-за стола, и, четко обозначившись под простой холщовой рубахой, свинцом налились его могучие мышцы.

Удгерф наклонился к отцу:

– Я отойду, руководи пиром.

Ульриг удивленно выпучился – пьяный он иногда не разбирал слов:

– Руководи миром? Да ты в своем ли уме, сынок? Это тебе Урдаган наговорил? Знаю я его! Забивает тебе голову всякой дурью!

Удгерф привстал.

– Нет, нет, погоди. Что он наговорил тебе про мир?

– Ничего он не говорил.

– Не доверяешь? Слушаешь всяких сумасбродов, а мне не доверяешь? Мне, родному отцу! Эй, вы слышали? Молодежь! Эх, дожили?! – король бухнул кулаком по столу. – Не доверяешь, да?

– Пусти.

– Нет, не пущу! Не доверяешь? Посмотри мне в глаза. Ты морду-то не вороти, собачий сын.

Удгерф взглянул в маленькие, заплывшие гневной, мутноватой слезой глаза отца:

– Проспись.

– Простить? Не прощу, хоть тресни.

– Тресну.

– Ну, тресни! Прямо сейчас! – Ульриг разинул пасть, громко захохотал, очевидно представив, как лопается его сын.

Слабый, но точный удар заткнул ему рот.

– Пошли, – Удгерф повернулся к Хинеку.

Учитель сдержанно улыбался: этому удару он научил принца давно – действовало безотказно.

Они удалились под смех раззадоренных стычкой паскаяков и невнятное бормотание Ульрига. Король ещё долго сидел насупившись:

– Вот вырастил себе на голову. Эдак всю башку расколотит.

Удгерф вышел из дворца. После спертого воздуха зала на улице дышалось легко и свободно. Прохладный ветерок колыхал скупую листву северных деревьев, прячась в мохнатых седых облаках, ползущих по небу. Солнце клонилось к западу.

– К сестрам? – хитро прищурившись, принц подтолкнул воспитателя.

– К сестрам, – Хинек улыбнулся не то довольно, не то грустно.

Остаток дня и ночь они провели в сомнительном заведении "Золотая Чара", в народе называвшемся просто "У сестер", где Удгерф, так и не найдя ответа на мучавшие его вопросы, напился до полусмерти, и, шатаясь, подхватив какую-то размалеванную паскаячку, удалился в приготовленную для него комнату. Хинек дежурил у двери, оберегая наследника до тех пор, пока утром не пришли солдаты и не уволокли принца во дворец…

Посол Антимагюра Элвюр с ужасом наблюдал за необузданным вахспандским весельем: "И это королевский двор! А как же этикет?"

Молниеносный удар Удгерфа пришелся прямо в челюсть Ульригу Третьему.

– Видал, как он ему наддал! Вот будет король, так король! – грязный, потный паскаяк обнял Элвюра, сжав в тесных объятиях.

– Позвольте, позвольте, милейший! – антимагюрец делал тщетные попытки высвободиться.

– Да пошел ты, – обиженный в лучших чувствах, паскаяк отшвырнул посла.

Элвюр ткнулся лицом в мохнатый жесткий локоть правого соседа. Тот был почище и поспокойнее. Чрезвычайно широкий, в плечах у него укладывался целый человеческий рост, он молча поглощал подносимые блюда, давя всех тяжелым, почти осязаемым взглядом. Его длинные, тронутые сединой усы спускались на стол, мелкие крошки роились в густой растрепанной бороде.

В бешенстве Элвюр не обратил на исполина внимания:

– Я буду требовать извинений! Свинья! – изящным движением он сдернул с руки замшевую перчатку и швырнул её в морду левому соседу.

– Эй ты, слабак! – грубая лапа прижала посла к столу.

– Это оскорбление должностного лица и гражданина Антимагюра! Это война! – голос придушенного Элвюра звучал глухо.

– Что молвишь? – спокойный паскаяк справа повернулся к человеку, лавка натужно застонала.

Левый, то ли удовлетворившись, то ли отступив перед широкоплечим, отпустил антимагюрца и уткнулся в кружку.

Грациозно стряхивая с раскрасневшегося лица прилипшие крошки, Элвюр обратился к неожиданному спасителю:

– Милейший, послушайте, вы, как я вижу, единственный порядочный господин на этом… – антимагюрец замялся, – на этом сборище.

– Положим.

– Как же это так? Какой-то голодранец хватает меня за шиворот, трясет! Меня! Я же посол… представитель иностранной державы! Они забыли о том, что это значит. Но я им припомню!

– Положим.

– Будет война! Граф Роксуф непременно потребует объяснений, ведь я его фаворит.

– Положим.

– Да что вы все со своим "положим"? – Элвюр остыл и лишь теперь вгляделся в своего сурового соседа.

Жирные волосы, гребнем зачесанные назад, широкий львиный нос, оттопыренные губы, голова без шеи, сразу переходящая в плечи – все делало его похожим на утес, каким-то чудом попавший на "сборище".

– Простите… – начал было Элвюр.

– Прощаю.

– Нет, я не то… Простите, вы кем будете?

– Разумным.

– Позвольте? – удивился посол.

– Позволяю.

– Нет, минуточку, как прикажете вас понимать?

– Когда я приказываю, все повинуются, но сейчас я не даю никаких распоряжений. Можете отдыхать.