Вадим Еловенко - Мы – силы

– Наши на связи, поговорите, – протягивая ему рацию, сказал связист.

Ханин словно из сна вынырнул и, взяв в руки рацию, прохрипел в нее:

– Да… – Прочистив горло, он повторил: – Да! Ханин слушает.

– В общем, мы не можем к ним подойти, – сказал вроде бы недавно ушедший командир ополченцев.

– Почему?

– Их тут нереально много, – словно восхищаясь, сказал тот. – Долбят по кварталу из всего чего могут, но и тылы прикрывают. Мы сунулись… Я потерял двенадцать человек просто за несколько минут.

– Не видно, что там происходит? У Антона?

– Нам не подняться, да и вообще на открытое место не выйти – снайперов немерено. Меня чуть дважды не подстрелили, пока вдоль одного дома продвигались.

– Понятно, – сказал Ханин, стараясь не выдать своего разочарования.

– Что нам делать? – спросил командир ополчения.

Чуть подумав, морща болезненно лоб, Ханин сказал то, что должен был сказать:

– Отходите обратно. Будьте осторожнее.

Ханин отпил из бутылки холодной дождевой воды, уже не особо беспокоясь о ее чистоте – да никто уже особо о таких вещах не беспокоился, – и передал ее связисту, что стоял рядом с ним.

– М-да. Беда, однако, – сказал он в никуда.

– Вы насчет Антона? – спросил связист.

– Да. Ему не вырваться оттуда. И мы ничем помочь не сможем.

– Может, я еще раз попытаюсь связаться с ними.

– А толку-то? Опять раненый ответит.

Связист отошел и снова по рации вызвал квартал на проспекте Энтузиастов. Ему ответили не сразу, но когда ответили, Ханин, забыв про боль в ноге, поднялся и прошел к связи:

– Антон? Ты?

– Ага… Слушай, Ханин, ты был прав, конечно. Я кретин, что сюда полез. Но нас тут еще много. Может, вытащите идиотов? А?

Ханин прямо чувствовал, что Антон улыбается, когда говорит там, и оттого ему было еще больнее сообщать правду:

– Мы пытались к вам пройти… прорваться. Потеряли полтора десятка человек и отступили. Везде в городе снайпера. А вокруг вас, непонятно откуда, огромное число боевиков. Словно они весь город опустошили, только чтобы вам выбраться не дать.

Антон там в разрушенном артиллерийским огнем квартале, наверное, оглядывался и, видя бесперспективность, с тоской сказал:

– То есть никак?

Ханин сглотнул, но ком, вставший в горле, не прошел.

– Хех, – усмехнулся Антон. – Ну, чего уж теперь. Только ты знаешь… я, пожалуй, никому говорить не буду, что помощь не придет. Правильно?

Ханин молчал.

– Правильно, – сам себе ответил Рухлов. Он замолчал, но, скоро преодолевая что-то в себе, сказал: – Знаешь, Ханин. Ты больше не связывайся с нами. Гранат у нас… патронов… немерено… Хрен знает, сколько мы еще продержимся. Но ты больше с нами на связь не выходи. Хорошо? Пожалуйста. Так будет лучше. А вы уходите. С нами покончат… за вас возьмутся. Я тебе правду говорю. Найди там Алину, если выберешься. Помоги ей выжить в этом дурдоме. Пока, Ханин. Ты хороший человек, я тебя уже узнал. Но так вот сложились обстоятельства. Отбой.

Ханин услышал, как что-то захрипело на канале, а потом связь исчезла и повисла полная тишина, это автоматически отсекли шум помех.

Спустя минут пять безуспешных вызовов Рухлова в помещение штаба обороны вошел уставший командир отряда ополченцев.

– Вернулись. На обратном пути никого не потеряли.

– Это хорошо. Готовьтесь к отходу.

– В смысле?

– В прямом. Предупредите людей, что вы через час выходите.

– А вы?

Ханин усмехнулся:

– Ну, куда я с вами с такой ногой-то? Я еле хожу. Я ночью уйду. Чтобы не бегать, не прыгать и вас не обременять.

Командир ополченцев только головой покачал на такое.

Через час собранные между корпусов вооруженные бойцы прощались с командиром, остающимся на фабрике. Его, конечно, уговаривали. Конечно, нашлись и те, кто хотел остаться с ним, но он позволил остаться только Михаилу. Чтобы совсем с тоски не закиснуть. Да и помощник ему понадобится, решил он. Нет, не подумайте, что он захотел остаться в городе и героически погибнуть. Он тоже хотел выбраться, но не обременять уходящих бойцов своей немощностью.

Прощание было недолгим. Ханин просто ушел в корпус администрации фабрики и из подъезда слышал, как, шумно топая, бойцы повалили прочь с территории. Через минут пять в подъезд корпуса вошел Михаил и, столкнувшись со стоящим на лестнице Ханиным, сказал:

– Все. Ушли.

Опираясь на трость, Ханин повернулся и начал подниматься наверх. Михаил сначала хотел помочь, но потом, отстраненный Ханиным, просто шел рядом. Они поднялись в штабную комнату, и бывший старший лейтенант, так постаревший по виду, тяжело сел на стул рядом с рацией. Взял микрофон и, переключив в нужный режим, заговорил:

– Всем, кто меня слышит. Говорит Ханин. Мы сделали то, зачем оставались. Колонна ушла, и она в безопасности. Мы сделали все, что могли. Сейчас все, кто может, уходите из города. Ждите темноту и уходите. Всем вам огромное спасибо, что позволили спастись детям и женщинам со стариками. Вас всех будут помнить. Это… это, наверное, подвиг. А теперь уходите. И не рискуйте лишний раз. Теперь уже будет обидно, наверное, погибнуть… когда все сделано. Постарайтесь выжить. Отбой.

Не прошло и минуты, как в ответ стали приходить слова выживших в различных частях города:

– Ну и отлично… Мы уходим.

– Да уж. Пора.

– С сумерками уйдем. Где-нибудь встречаемся?

– А неплохо мы их. Не, мы реально круты.

– Крутые только яйца бывают…

– Не крутые, а вкрутую.

– Слушайте, неужели все кончилось?

– Ага, держи карман шире. Нам с пожарки в жисть выбраться не дадут. Обложили суки. Хотя не стреляют. Ночью попробуем уйти.

– Сочувствуем. А вы им спойте. Хором… может, не выдержат и свалят?

– Скорее подпевать будут…

Ханин, не разделяя странно-нервно-веселого настроения ополченцев, просто выключил рацию и откинулся на стуле. Михаил, поглядев на его слишком спокойное лицо, спросил:

– Может, чайку? В третьем корпусе, непонятно почему, еще электричество есть. Я вскипячу. Барбулятор за две минуты сделаю.

Ханин посмотрел на Михаила и просто кивнул.

– Увидишь кого чужого на территории – прячься. И даже не рискуй, – сказал он вслед.

Оставшись один, Ханин закрыл глаза и, думая об Антоне и об Алине, как он ей скажет, если свидятся, только крепче сжимал зубы. За окном опять загромыхали взрывы. Опять по тому же кварталу. Неужели они еще держатся? Неужели их так и не смогли одолеть, что опять перед ночью, так сказать, решили задолбить минометами. М-да… Антон решил дорого достаться товарищам оккупантам.

– Господи, помоги ему, чем можешь… – сказал вслух Ханин.

Он слушал взрывы в городе, но совершенно не хотел открывать глаза и видеть зарево пожаров по нему. Он уже привык к такой канонаде и устал так за эти дни, что не стоит осуждать его за беспокойный сон, что он с радостью принял.